Хроника смертельной осени. Юлия Терехова

кивнула она. – Все ушло вместе с ним.

      – Вам жаль?

      – Что? – она чуть не подавилась мартелем. – О чем это я должна жалеть?

      – О том, что он умер вместе со своей любовью к вам? Видите ли, Катрин, самая неразрешимая проблема в жизни – это причиняемое страдание, и женщину, терзающую сердце, которое ее любит, не в силах оправдать никто – ни самый милосердный судья, ни даже она сама.

      Катрин онемела на мгновение, но потом, сглотнув ком в горле, хрипло спросила:

      – В чем вы меня обвиняете? В том, что я не ответила ему взаимностью? Вы в своем уме?! – ее голос вибрировал, как гитарная струна, натянутая и отпущенная напряженным пальцем музыканта. – Как вы посмели…

      – Катрин, не обижайтесь! – нервно воскликнул он. – Я всего лишь…

      – Вы жестоки. Никто не пытался внушить мне чувство вины за его смерть, – Катрин не слушала агента. Ее трясло от ярости. – Значит, по-вашему, я его терзала?

      – Катрин, простите, – Нантвич успокаивающе сжал ее пальцы. – Простите.

      Она высвободилась. Катрин не ожидала, что его слова отзовутся в сердце столь жгучей болью. Нет, Катрин не чувствовала вины – с какой стати она должна ее чувствовать? Но то, что он сказал, прозвучало как обвинение, и Катрин оскорбилась: – Я требую объяснений!

      – Катрин, вы сами решили продолжать этот неприятный разговор, – констатировал спецагент. – Воля ваша.

      У нее не было ни малейшего желания обсуждать с ним страдания и боль, выпавшие на ее долю, но она не могла оставить все как есть.

      – То есть, хотите сказать, он погиб из-за меня? – сухо спросила она.

      – Конечно, – кивнул он. – Будем называть вещи своими именами: шею ему свернули со знанием дела. Ваш муж? И вы ему не помешали.

      – Я не могла ему помешать, – отчеканила Катрин. – У меня руки были прибиты гвоздями к деревянному щиту. И ноги тоже. Не желаете взглянуть?

      Она сорвала перчатку и жестом королевы протянула руку Джошу. Он, чуть опешив, взял ее ладонь и поднес к губам. Сначала поцеловал, а потом стал рассматривать бледно розовый след на запястье.

      – Странный способ Рыков выбрал, чтобы убить вас, – пробормотал он, поглаживая отметину пальцем. – Гораздо более жестокий, чем для остальных жертв. Вы не задумывались – почему?

      – Не знаю, – процедила она. – И не хочу об этом думать!

      – Напрасно, – он не отпускал ее руку. – Вы ранили его очень больно. Что вы ему сказали? Чем оскорбили?

      – Как вы смеете! – она резко выдернула ладонь.

      – Я веду расследование, – мягко отозвался американец. – И мне необходимы детали, даже мельчайшие.

      – Конечно, я оскорбила его, – проговорила она так тихо, что Джош еле расслышал.

      – Что? – переспросил агент.

      – А что мне оставалось? – Катрин надела перчатку и снова нацепила на нос очки. – Что мне оставалось, я вас спрашиваю? Спасибо ему сказать? Я кричала, что ненавижу и презираю его. И это было правдой.

      – Услышать подобное от любимой женщины невыносимо, –