Не навсегда…. Анна Лис Савкина

тулупе, он смог сесть, откинулся спиной на стену. В глазах двоилось, голову заполнял тонкий звон. Из-за шторы показалось рябое лицо старухи:

      – Ишь, как этот бес тебя… Как ещё душа в теле держится, ― она переступила порог и замерла, будто в нерешимости. ― Развязать тебя?

      Кир чуть мотнул головой:

      – Не надо… ― проговорил он, едва размыкая губы. ― Мож ещё вернётся… А бежать я… не смогу… Воды только дайте…

      Невнятно причитая, старуха зачерпнула воды в ковшик, присела рядом с Киром и осторожно дала ему сделать несколько глотков. Боль от обожжённой щеки доходила, кажется, до самого мозга и отдавала в кадык.

      – И чего делют промеж собой… Сынка воевать забрали, дитё без папки растёт… На неделе помещика здешнего повесили со всем семейством. Разграбили всё, нехристи… Ещё из-за вас – забурунных – ноне устроили… Серебряные теперича ещё… Сохрани Бог, помилуй… ― приговаривала старуха, вновь приближая к губам Кира край ковшика. ― Мож бражки тебе? Всяко легше станет, ― неожиданно предложила она.

      Кир выдохнул короткий смешок, не двигая губами:

      – Спасибо, хозяйка…

      От алкоголя зажгло язык и нижнюю губу.

      – Пей-пей… А то, мож, помирать сёдня…

      Опустошив стакан, Кир выдохнул и моргнул:

      – Спасибо. А я ещё поживу…

      – Дай Бог, дай Бог… ― старуха выпрямилась и заковыляла обратно за шторку.

      Кир закрыл глаза и расслабился, чувствуя, как по венам расходится алкоголь. Услышав первые выстрелы завязавшегося боя, затянул:

      «Я ослаблю злой силок,

      Улетай мой голубок

      Голубыми небесами

      Белоснежными крылами.

      Над родною над землёй

      Оброни пером покой…»

      Песня прерывалась, дыхания не хватало, а голос надломлено срывался. Пылающие щёки защипало от слёз, сдерживать которые уже не было сил.

      Когда бой закончился, на небе уже забрезжили розовато-холодные лучи рассвета, сыпал частый снег. Кир знал, что победили серебряные. Он успел слегка ослабить верёвки на руках, стерев до крови кожу запястий. Если повезёт – в этот раз всё-таки получится отсидеться и незаметно улизнуть. От голода и головокружения желудок сминало чувство тошноты, сквозь запёкшуюся в носу кровь тяжело дышалось, локоть по-прежнему ныл.

      Из-за шторы вновь выглянула старуха:

      – Глянь, не помер ещё, ― проговорила она. ― Альтовских-то, кажись, погнали. Эти сейчас заявятся, корми-пои их…

      – Эти хоть имущество не отнимают, ― подал голос Кир.

      – Было-б ещё чего отнимать…

      – Ты, бабуль, руки мне освободи.

      – Пойдёшь? А то, мож, ещё отсиделся бы от греха подальше…

      – Мне по нужде надо, нет уже терпения.

      – Чего-ж сразу не сказал, ― старуха засуетилась.

      Кир развернулся, чтобы ей было удобнее разрезать верёвки.

      – Ох, Господи, до мяса руки стёр. Мазь у меня есть хорошая, ты, как сходишь, воротись – помажу. Она мигом заживляет… Да и далече ты такой не уйдёшь.

      – Спасибо.