Три рубля на светлый день. Кирилл Плетнер

привез его на кресле-каталке в поликлинику, и мы ездили по разным кабинетам. В какой-то момент из одного кабинета вышла взволнованная медсестра и показала нам бумагу, анализ крови с тремя крестами – уверенно положительный результат на реакцию Вассермана.

      Папа стоически принял известие, не удивился, только немного наморщил лоб. По его лицу и по тому, как он шевелил губами, видно было, что он что-то подсчитывает, прикидывает.

      Закончив подсчеты, папа глубоко вздохнул.

      Зная отца, я тоже расстроился и стал думать.

      Незадолго до инсульта он подобрал на улице женщину. Галина освободилась из заключения, где отбывала срок за убийство мужа, и жила под платформой.

      Папа привел ее к себе, отмыл, накормил, обогрел.

      Я был шокирован этой новостью. И в один день, после занятий в институте, тревожась за отца, приехал к нему.

      Было лето. Галина, сияя, хозяйничала в доме, готовила, накрывала на стол.

      Папа царственно возлежал на диване и добродушно наблюдал за происходящим.

      На улице щебетали птицы, за окном буйно и сочно зеленел папин огород, заросший дикими травами.

      Было видно, что Галя сильно робеет отца, что она впервые оказалась в компании человека, который живет в окружении книг, мыслей, что-то печатает на машинке, говорит как по писаному.

      – Ты знаешь, мне кажется, я разбудил в ней женщину, – тихо, чтобы не слышала Галина, но со значением сказал мне папа.

      Чуть раньше у него была другая приятельница.

      По его словам – сногсшибательная красотка, дорогая валютная проститутка, которую вызывали в болшевский дом творчества какие-то состоятельные творцы.

      Папа с ней познакомился, когда она возвращалась с работы.

      – Лена – выпускница филфака, – рассказывал мне он, – разговорились, позвал ее к себе. Выпили, почитал ей свои вещички, она прониклась.

      – Старик, ты гений, я дам тебе бесплатно, – цитировал отец Лену. – Теперь нет-нет да и заходит…

      Сегодня вспомнил по дороге на работу. Шел и думал, что никто не может похвастаться таким отцом.

      Хотя, конечно, пока папа был жив, он часто бесил меня своими выходками.

      Однажды он пропил мою сумку с инструментами, которую я привез в Москву, думая подрабатывать в свободное от учебы время электриком.

      Другой раз он пропил магнитолу «Шарп», заработанную мной на озеленении, где я несколько дней с утра до вечера поздней осенью копал ямы по два доллара за штуку под посадку деревьев.

      Когда я был студентом и мне часто нечего было есть, я от отчаяния иногда всерьез думал кого-нибудь ограбить на улице. Я ужасно злился на отца, что он не может помочь, что у него у самого никогда нет денег. И что это мне приходится ему помогать.

      Сейчас понимаю, что это сделало меня сильнее.

      Да, папа не оставил мне никаких материальных благ.

      Но он дал мне что-то такое драгоценное, что трудно проговаривается.

      Главное – у него всегда было свое собственное