Три рубля на светлый день. Кирилл Плетнер

после учебы – снова участок, вечером – больница.

      В один вечер я пришел к отцу и попал на ужин. Сестра-хозяйка вкатила тележку с едой.

      – На этого давать? – сестра кивнула на старика-младенца.

      – Разумеется, – сухо сказал отец, – не видите разве? – Отец глянул на соседа. – У него сегодня разыгрался отменный аппетит.

      Сестра посмотрела на койку.

      Старик лежал голый поперек кровати поверх скомканной простыни и теребил свой член. Перед смертью он ощупывал себя, как бы прощаясь со своим самым важным органом.

      Сестра, поджав губы и не смотря на играющего со своим членом старика, поставила тарелку пюре с котлетой, булочку, салат и компот на его прикроватную тумбочку и вышла из палаты, громыхая впереди себя тележкой.

      – Бери его ужин и ешь, – сказал отец. – Ему уже незачем…

      Помедлив, я с аппетитом съел пюре и котлету умирающего. После ужина отец захотел курить.

      Я помог ему перебраться в кресло-каталку и повез по длинному больничному коридору в курилку. Но по дороге, почти напротив поста, папа неожиданно достал «Приму» и, чиркнув желтым «Крикетом», с удовольствием затянулся.

      – Ты че творишь?! – чуть не поперхнулся я от возмущения.

      Папа с удовольствием выпустил дым и затушил сигарету о колесо каталки.

      – Люблю, знаешь, в машине покурить, – сказал он и строго посмотрел на меня.

      – Да? У тебя же никогда не было машины?

      Он промолчал.

      В курилке он снова достал «Приму», угостил меня, мы закурили. Я не любил сигареты без фильтра, табак прилипал к губам, его все время приходилось сплевывать.

      – А этот-то, – отец вспомнил своего умирающего соседа по палате, – в молодости, должно быть, грозным ебакой был.

      Папа и психи

      У отца был друг психиатр. Он носил чеховскую фамилию Калошин и любил перформансы.

      Раз доктор Калошин затеял массовый совместный забег пациентов и медперсонала вокруг здания психиатрической клиники. Папа очень воодушевился идеей, обещал участвовать и прибыл в означенный день из Москвы в больницу Хотьково.

      Единственное – папа выпил с утра у себя на кафедре в Лесотехническом институте, где преподавал литературу, поэтому опоздал и забыл взять с собой спортивную форму.

      Я там не был, историю знаю по рассказам. Но живо вижу, как в солнечный майский день мой поддатый и невероятно бодрый папа бежит кросс в окружении людей в белых халатах и в полосатых пижамах. Сам он, с седой бородой, в костюме-тройке, бежит босой, сняв туфли для удобства. И бежит он как бы вместе с ними. Но все же отдельно от психов и докторов.

      Мне кажется, в этой истории весь мой папа.

      Помывка

      Папа позвонил из больницы и очень уклончиво сообщил, что сходил под себя. Приехав в отделение гнойной хирургии, где он лежал с гангреной ноги, я обнадежил его, что помощь подоспела.

      Потом пошел к сестре-хозяйке, взял моющее средство, помыл