Три рубля на светлый день. Кирилл Плетнер

на место, – строго сказал мне папа. Я послушался.

      Свита долговязого угрожающе нависла над нашим столиком.

      «Придется драться», – думал я. Прислушивался к телу и понимал, что ноги у меня стали ватные… Проклятый «Стругараж».

      – Не обращай внимания, – холодно сказал папа, – давай лучше выпьем.

      Пока мы выпивали, появился ОМОН, скрутил долговязого и компанию и потащил к выходу.

      – Отец, а кто это был? – спросил я, когда мы остались вдвоем.

      – Хозяин одного крупного издательства, хотел мой роман напечатать.

      – Что же ты так с ним? – расстроился я.

      – Не обращай внимания, – сказал папа, – давай лучше выпьем.

      Как папа спасал моего старшего брата

      Когда мой семнадцатилетний старший брат решил жениться на женщине из детдома с ребенком, мама плакала и вызвала папу телеграммой спасать сына.

      Папа приехал, выпил водки, закусил квашеной капустой, послушал, как невеста, аккомпанируя себе под три аккорда, поет: «Гоп-стоп, я подошла из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла».

      Потом он посмотрел, как невеста ловко делает кольца, выпуская папиросный дым из ярко накрашенного рта, и одобрил выбор сына.

      – Хорошая женщина, я бы с ней сошелся, – вдумчиво заключил папа.

      Яблоки

      Рядом с домом, где жил отец, была чужая дача. Там за забором рос яблоневый сад. Хозяева дачи не приезжали все лето. Наступил уже конец сентября, и мы с папой все заглядывали за забор. Листья в саду облетели, и было хорошо видно, как прогнулись голые ветки под тяжестью мытых осенними дождями яблок. Их было много, и ночью они как-то совсем бесстыдно белели на фоне темного неба своими округлыми, чистыми, мокрыми боками.

      Это зрелище оказалось нестерпимым для нас с папой.

      Мы выбрали ночь, когда тучи по-разбойничьи закрыли собой звезды и луну. Было темно, тепло и сыро. И тихо – так, что слышно было, как много ниже, в поселке, за дачами и общественной баней в Клязьме, квакают лягушки.

      Папа стоял на шухере и должен был передать мне большую дорожную сумку, как только я перелезу через забор и окажусь в саду.

      Но все пошло не по плану.

      Старый забор рухнул подо мной со страшным треском. Я упал вниз головой.

      Тотчас звонко залаяли собаки во всей округе. Я замер.

      «Засыпался, – думал я, лежа в чужом саду на земле и чувствуя щекой прохладные гнилые листья, – сейчас прибегут соседи, будет скандал».

      Папа не подавал признаков жизни, будто растворился в темноте.

      – Отец? – позвал я шепотом, когда собаки немного утихли и я понял, что опасность миновала.

      – А я думал, ты убился… сынок, – каким-то не своим, сдавленным голосом отозвался папа. Он был рядом, шагах в трех, просто в темноте я его не разглядел.

      Оттого, что он здесь, не струсил, не убежал, мне сразу стало спокойно и как-то по-дурацки весело.

      – Сумку давай!

      Я