Заставь меня влюбиться. Влюбляться лучше всего под музыку. Лена Сокол

что и недавно, черных джинсах и черных кедах. Упирал острый локоть в столешницу и, смеясь, давал отпор словно взбесившейся Аньке.

      Солнцева кожилилась, стараясь уложить его кисть на поверхность стола. Помогала себе всем весом тела и страшно бесилась, что он, глядя на ее старания, заливисто хохотал. Отвлеклась она лишь единожды и всего на долю секунды, чтобы успеть бросить на меня короткий взгляд, и сразу усилила давление, упираясь каблуками в скользкую кафельную плитку. Зрачки, налитые красным, уже стремились покинуть ее веки, но Аню это не смущало.

      – Гх-х-х, – раздалось ее то ли рычание, то ли сипение. – Гхы-ы-ы-ы…

      – Давай, девочка, старайся. – Усмехнулся мой новый знакомый, лениво зевнув. – Сейчас ты проиграешь, и тебе придется рассказать, где ты скрываешь мою…

      Он осекся, заметив меня. Так и замер с раскрытым ртом, когда Солнцева вдруг опрокинула его руку на поверхность стола и вскочила в победном прыжке:

      – Ха! Знай наших! Дохляк!

      Но парень уже не слышал ее: встал, продолжая так же бесстыже пялиться на меня. Оглядев с ног до головы, задержался взглядом лишь на моей униформе – словно не мог поверить своим глазам. Или не хотел.

      Следов сильного разочарования в них я, как ни странно, не заметила. Только интерес. Новенький оценивающе ухмыльнулся и сложил руки на груди:

      – Ну, привет.

      – Привет. – Фыркнула я, задрав нос.

      Ну и что, что в форме. Ну и что, что работаю в общепите. Зато работаю! Сама себе зарабатываю на все необходимое и горжусь этим. И если бы навоз вилами ворочала, то также бы сейчас стояла – гордо выпрямив спину. Зато все сама: родители не избаловали и папиков нет, щедро золотящих ручку.

      – Так все, расходимся! – Скомандовала Солнцева, подталкивая Лилечку в спину. – Шоу окончено.

      Парень пропустил вперед расстроенную публику, и когда они вернулись на свои рабочие места, он сделал неуверенный шаг вперед. Первым делом мой взгляд упал на его татуировки. Странно, но они мне больше не казались уродливыми.

      Теперь, когда Дима был в этой майке, можно было хорошо рассмотреть их. И орла с огромными черными когтями, которыми тот цеплялся за веточки. Или не веточки? Рога. Большие раскидистые рога – кажется, оленя. Не было видно целиком, потому что рисунок уходил ниже, под тонкую ткань. Зато хорошо видны были его плечи: широкие, загорелые и мускулистые, украшенные с одной стороны рисунком, плавно перетекающим в целый «рукав» из татуировок. И здесь, на руке, их было гораздо больше, чем можно было предполагать тогда, в автобусе – просто целое полотно.

      Мне дико захотелось провести по его коже пальцами: начиная от уха, вниз по шее – к ямочке между ключиц, и спуститься по руке к запястью. Наваждение какое-то. Но вместо этого я, нахмурив лоб, выдала:

      – Аня, а почему у нас посторонние на кухне?

      Сказала все это, даже не глядя на нее – потому что мы с новеньким уже снова играли в гляделки: кто кого испепелит взглядом быстрее. Подруга сложила губы в трубочку и что-то невнятно промычала в ответ. Ей, похоже, нравилось то, что разворачивалось сейчас прямо