Задушевная математика. Иван Алексеевич Макаров

А потом появилась просто Металлургия… Выковали доспехи для Голиафа и др. и пр…

      …А потом «У бронзового Ивана Сусанина в Костроме руку отпилили и снесли в кабак. И в кабак взяли» (Ф. Достоевский. Дневник писателя. 1873 год, кажется). И так далее…

      А как хорошо все начиналось!

      Рано утром сосед, отставной военный, широко открывал окно, брал огромный нож и крупными кусками крошил на карниз колбасу и хлеб.

      Тотчас слетались голуби и, толкая друг друга, хватали еду. При этом видно было, что колбаса им нравилась заметно больше, чем хлеб. То же повторялось и днем.

      А потом он уехал, но голуби в привычные часы долго еще слетались, ждали, шумно толпились на карнизе, просто сидели рядом на грязной ветке соседнего тополя…

      Не так ли и мы, слетаемся под привычные окна, где нам когда-то улыбалось счастье… Толпимся, суетимся, надеемся. Хлопаем крыльями.

      И – иногда счастье снова нам улыбается.

      А как хорошо все начиналось!

      Еще недавно было утро. Большое, веселое. И трамвай звенел весело, как звонок с урока…

      А теперь вечер. (Люди, простите меня, что вечер настал!)

      Вечер, и на вытоптанной траве, где совсем недавно еще черные люди в черных кожаных куртках торговали черной черноземной картошкой и слабосолнечного цвета кукурузой, лежит пьяный толстый мужик с голым пузом. Спит.

      И трудно поверить, что совсем недавно еще было утро…

      А как хорошо все начиналось!

      В монастыре жили замечательные коты и многочисленные голуби…

      В монастырской «иерархии» голуби, конечно, главнее котов, но котам-то иногда удавалось ловить голубей, а наоборот никогда.

      Коты в монастыре были удивительные. Некоторые даже летали. Правда, сверху вниз. Со стены. С диким нечеловеческим криком. Но это были коты-неудачники, потерпевшие временное поражение в беспощадной «внутривидовой» борьбе.

      А вообще коты были знатные. Большие, медленные. Удивительно всеядные (когда кормили из рук), и откликались на любую кличку. Когда хотели. А когда не хотели, ни на какую не откликались.

      Самого в то время главного чаще всего звали Василий (Васька). Вел он себя соответственно царственно.

      Вот идет он по белому гравию, а за ним Володя, заместитель наместника по строительной части, зовет его ласково: Вась… Вась…

      Кот идет сам себе. Не обращает внимания. Не хочет.

      Все это видит и слышит иеромонах Дорофей, в недавнем прошлом послушник Василий, или попросту – Вася.

      Когда кот и Володя уже прошли, каждый по своим делам, о. Дорофей, как бы ни к кому не обращаясь, просто в пространство замечает обиженным голосом:

      – Вась… Вась… А откуда ты знаешь?.. Может, его Вовой зовут…

      … Похоже, не забыл о. Дорофей своего, нареченного родителями и данного при крещении имени, и называние этим именем кота его не слишком радовало…

      А как хорошо все начиналось!

      А потом некоторый человек обнаружил, что у царя Траяна ослиные уши.

      Сберегая свою жизнь, он должен был об этом молчать, но ему было невыносимо эту правду в себе таить… Она наружу