Запах денег. Артур Кангин

посверкивает, – наседает на чертика Степа. – Вон там, в уголочке. Подсоби мне. Ты же габаритом меньше меня.

      Скривился черт, но все-таки спрыгнул со Степиного плеча, да – шмыг в стенную расщелину.

      Степа же быстрехонько изъятый кирпичик на место приложил, глиной из Москва-реки мазнул. Вот – была расщелина, а теперь уже нету. Чисто сработано!

      – Пусти меня, Степан! – могильным голосом орет Горе. – Пусти, неблагодарная душа! Хуже будет!

      А Степан лишь подкрутил свои усы, да пошел к трем вокзалам, вызволять детей и жену из несчастья горького.

4.

      Степа не только вернул себе прежнее, но и поднялся, можно сказать, в недосягаемые высоты.

      Дом на Лубянке прикупил, лакеев в золотых адмиральских галунах поставил, охранников толстомордых нанял, хрустальные двери блюсти повелев.

      Женушку же, верную Клавдюшку, одел от Версаче, а детишек мал-мала-меньше у самого Славы Зайцева или даже у Валентина Юдашкина.

      Сам же Степа в японский халат с изумрудными драконами вырядился, секонд хэнд от самого императора Хурахито. Степа его через торговых «жучков» добыл, буквально вырвав его из рук Черномырдина.

      И вот ходит Степа весь в драконах, жареный миндаль грызет, саке не пьет, лишь иногда стопочку водочки «Молодецкой» примет, для полного ощущения счастия и блаженства.

      Тут, прослышав о невероятном братишкином богатстве, Ванютка меньшой к нему наведался.

      Стоит, жадно озирает мраморные залы с барельефами каких-то крылатых героев и полуколоннами, а у самого от недоумения и злости аж зубы клацают.

      – Откедова сие? – спрашивает Ваня.

      Не стал по русскому обычаю Степа скрытничать и за чаркой «Молодецкой» поведал о горе-злосчастии, о самоцветах Берии, о торговых жучках, и халате от самого Хурахито.

      Не дослушал тут Ваня Степиной исповеди, вскочил из-за мирного стола, кинулся прочь из хором белокаменных, матюгнул на ходу охранников толстомордых, требующих пропуск с хозяйственной подписью, да и прямиком обезумевшим лосем понесся к заветной кремлевской стеночке.

5.

      Простукал Ваня стеночку, нашел заветный кирпичик, освободил чертушку.

      А тот, бестия косоглазая, как запрыгнет ему на плечи, мохнатыми ножищами шею белую сдавил.

      – Попался, злодей окаянный, – визжит Горе. – Замуровить меня решил?!

      Ваня, чуть нервничая, объяснил черту свою освободительную миссию, а Горе и слушать не желает.

      Пришли они к Ване домой, и тут-то Горе развернулось во всю свою поганую ширь.

      Даже рассказывать тошно.

      В самое короткое время Ваня потерял все.

      Нефть свою перебросил через Чечню, зачарованный увещеваниям черта, а там война.

      Гикнулась нефтюшка!

      Денежки свои перевел в Нью-йоркский банк, опять же по совету Горя, а тот возьми да лопни.

      В общем, через месяцок-другой Ванютка со всем своим семейством оказался на Ленинградском вокзале.

      Милиционеры-мздоимцы у них прописку в паспортах проверяют, бомжи пятерочку