Запах денег. Артур Кангин

прыгали куры-утки, у плетней гоготали гуси, в черных лужах похрюкивали кабаны и свиноматки, а на подоконниках красовались горшочки с фиалками, да гладиолусами.

      Поперек же самой широкой улицы трещал на ветру плакат: «Да здравствует, батька Махно!»

      «Что за бред?!» – опешил Семен. Из школьного курса он знал, что отчаянный анархист отошел в мир иной больше полувека назад.

      Семен постучал в окно небольшого, но очень симпатичного дома с резными наличниками и жирным котом на воротах.

      Из форточки выглянула рыжая баба, шмыгнула курносым носом:

      – Чего надо?

      – Переночевать бы.

      – Нечего спрашивать!

      – Нельзя, значит?

      – Как это нельзя? У нас все можно! Анархия, мил человек!

      Через мгновение бабища распахнула перед странником дверь. Семен проглотил слюну от запаха наваристых, мясных щей.

      – Садись, браточек, к столу! – баба с симпатией смотрела на Семена. – Кушать будем. – И добавила: – Глашей меня зовут.

      Сеня не заставил себя упрашивать и навернул пять тарелок обалденно вкусных щей. Откушал бутербродов с розовым салом. Выпил забористой горилки.

      – Сам-то откуда? – спросила Глаша.

      – Из Москвы.

      – Издали… И что, живут там люди?

      – Живут. И неплохо.

      – Хуже нас!

      – Почему же хуже?

      – Чудак! – покраснела от изумления Глаша. – У нас вольница! А у вас что? Каторга!

      – Это правда, – пригорюнился Семен, вспомнив гибельные мысли в Московской квартире.

      – Ну, что? В коечку? – Глаша озорно потерла ладошки.

      – Как это? – оторопел Семен.

      – Миловаться будем.

      – Прям так? Сразу?

      – Чего тянуть-то?

      – Ты, что же, Гликерья, всем себя предлагаешь?

      – Само собой.

      – Развратница?

      – Ай, сразу видно, человек из каторги!

      – Объясни.

      – Обобществленные у нас женщины. Вот что!

      – Понял! – обрадовался Семен и погладил полное, изумительно аппетитное колено Глаши.

2.

      На следующий день Семен пошел вместе с Глашей на митинг.

      Всех на еженедельную сходку собирал сам батька Махно.

      Несколько сотен сельчан столпилось у единственного каменного особняка с черным флагом у входа.

      Батька не появлялся. Напряженье росло.

      Ходили слухи, мол, батька должен сказать что-то важное.

      И он появился.

      Маленький, сухопарый, с порывистыми движениями.

      За черными очками не разглядеть глаз.

      – Анархия – мать порядка! – фальцетом крикнул батька, и сход бурно зааплодировал.

      Махно тряхнул волосами, выхватил из кобуры маузер и пальнул в небо.

      – Ты наш батька! Уррра! – заголосили из толпы.

      Нестор сорвал очки, сверкнул черными очами.

      – Я дал вам волю! – прокричал он.

      – Одень очки! – стали просить из схода. – Не пугай взглядом!

      Батька одел очки