Кляксы и пятна. Евгений Айдин

фоновый ресторанный джаз не способен перекричать новости о первых обстрелах Донбасса.

      Стасик Беломор и раньше что-то слышал о протестах в Киеве. Удивился митингам в Донецке. Референдум о переходе Крыма в состав России вызвал замешательство. История с сожжением протестующих в Одессе повергла в ужас.

      Происходящее теперь – сон?..

      За всеми этими событиями Стасик наблюдал с позиции растительного мира. А цветы на дождь повлиять не могут.

      Дожди в мирном Крыму означали только завершение курортного сезона. А значит – пора домой…

      Паром двигался вдоль стройки моста через пролив, раздвигая мутные морские воды. Изредка солнце делилось остатками тепла. Ветер разносил по палубе соломенные шляпы и капитанские фуражки. Случайный попутчик предложил Стасику выпить:

      – Прекрати отнекиваться, – говорит. – Начинай отдакиваться!

      И впервые за восемь лет Стасик согласился. И выдул половину бутылки залпом с остервенелой жадностью. Неизвестного происхождения коньяк вызвал эффект оазиса…

      В Ростове, пересаживаясь с автобуса на автобус, Стасик продолжил пить. Потерял все заработанные деньги и паспорт. Документ нашли. Деньги, разумеется, растворились в толчее автовокзала безвозвратно.

      Элла встретила бледную заросшую физиономию радостным возгласом:

      – Любимый, ты вернулся!

      За эти годы она стала покладистой женой. Работала в бухгалтерии супермаркета. Следила за графиком питания Даниила. Сынок тем временем познавал радости выпивки и соседских девчонок. На предложения родителей заняться музыкой неизменно отвечал:

      – Все музыканты – педерасты!

      – Есть исключения, – обижался Стасик.

      – Например, Чарли Паркер, – пожимал плечами Даня.

      В общем, отец семейства вернулся в Донецк из командировки без денег и без надежд.

      Даня встретил папу следующим образом:

      – Привет. Я пойду к деду в приставку поиграю…

      И Стасик окончательно сорвался с катушек. Он пил до галлюцинаций. Черти и собаки маршировали по комнатам. Солнечные лучи не освещали этот хаос. Из хаоса выделялся только крик Эллы:

      – Остановись!

      И бутылка с грохотом врезалась в стену, фонтанируя осколками. Стасик матерился и угрожал до тех пор, пока не вспоминал о мятой купюре в кармане и возможности купить аптечный спирт.

      …Изредка во мраке маячили огоньки каких-то сцен и репетиций. Какие-то люди, друзья, выпивка. Где-то поблизости мерещился ритмичный, как огромные часы, стук. Пахло сыростью или медикаментами. За минутным просветлением, вытрезвителем или больничной койкой снова начиналась темнота…

      Маячками в темноте бродили окна, фонари и огни реклам. Из фона случайной вывески как-то выделился силуэт полной некрасивой женщины. Она попросила закурить.

      – Красивый, – говорит.

      – Красота в глазах смотрящего, – промычал Стасик, обнажая пробелы в зубах на краях улыбки. – Оскар Уайльд.

      – Круто, – удивилась