Кляксы и пятна. Евгений Айдин

же…

      – Не перезванивай!

      Вика рухнула на кровать рядом. Тактично отвернулась. Я провел рукой по торчащим камушкам ее позвоночника. Думал, это бессмысленное телодвижение заполнит пустоту в сознании.

      – Кто звонил? – спрашивает.

      – Мама…

      – Боже, – простонала девушка, – я никогда не уйду из бара живой.

      – Я бы такую строчку заказал на могильную плиту.

      – А ты лучше песню напиши, – улыбнулась Вика. – Так и слышу припев: «Я ухожу живым… Я ухожу живым…»

* * *

      Мне кажется, разница между хорошим автором и плохим – доверие и только. Хорошим верят. Плохим нет…

      Нужна смелость принять то, что врут оба. Любое творчество – причуда какого-то фанатика.

      Это наблюдение показалось мне банальным. И все же я зафиксировал его в голове, выводя строчку – «… и все, что будет с тобой теперь…»

      Ну, конечно…

* * *

      Весь последующий месяц Вика таскалась к нам на репетиции. В ее компактной сумочке каждый раз интригующе булькал вискарь, что неплохо характеризует эту девушку. Наша дружба закончилась тем, что я выбил два зуба парню, продававшему ей марихуану с химикатами.

      В халтуре нам Геннадий отказал, разумеется. Да и группа наша распадется со временем…

      Слишком своенравный был состав. Но погубило нас расхожее свойство топить неудачи в бутылках. А дерьмо, как известно, умеет плавать.

      Помню нетрезвый стон моего гитариста по телефону:

      – Я буду, как верблюд. Работать и не пить…

      А я уже был увлечен чем-то другим. Какими-то конфликтами, халтурами, людьми. Разве что сам по сей день нахожу на дне бутылок мысли о Беломоре, Пуне, дяде Славе, Вике, жене…

      Жена, кстати, связалась ненадолго с каким-то парнем из филармонии. Я успел вообразить красавчика с саксофоном. Успокоился, когда тамошние шпионы доложили, что таинственный ухажер – монтировщик сцены. Впрочем спорное утешение было по тем временам.

      …Прошли годы. И какие, думаю, воспоминания мне дороже этих?

      2. Сонет о розах

      (История одного букета)

      В мусорном баке розы…

      Что же тому причина?

      Рядом картина. Грозный

      снова зарезал сына.

      Возле охапки листьев,

      выброшенных старушкой,

      пара бумажных писем

      и безызвестный Пушкин.

      Пара немых винилов

      джаза и Окуджавы

      сверху лежат уныло…

      Кто это все исправит?

      Правило у сонета  —

      все началось с букета…

* * *

      Мне кажется, мой друг Артем Бонкин – потомок Эрнеста Хемингуэя: широкоплечий мачо, обладатель роскошной бороды, бывший борец. Чрезвычайно начитан. Немного страшно воображать, какие таланты и идеи скрывает баррикада его массивного лба…

      Однако комплекс общественной неполноценности отвадил Бонкина от любой творческой активности. Он бросил музыкальное училище за два месяца до выпуска. Оставил увлечение