Кляксы и пятна. Евгений Айдин

подмигивал своей натуре. Если муж это пресекал, Сергеич ссылался на нервный тик. Были даже случаи, когда смущенный супруг из чувства неловкости доплачивал.

      Иванов и Астахов в один голос говорили:

      – Самоубийство – грех. А ведь какой был человек…

      Не вы ли, думаю, тайком от него выпивали за углом?!

      Голос Анны Олеговны ностальгически вздрагивал:

      – А ведь когда-то он за мной красиво ухаживал.

      А не так давно говорила: «Похотливый старый кобель».

      Затем начались коллективные рыдания. Особое внимание уделялось талантам покойника… Говорили о трепетной и ранимой душе, скрытой за грубыми мазками на полотнах… О размашистой творческой мысли за мелкими штрихами… О необходимости сохранить его творческое наследие…

      Игорек Агеев дополнил:

      – Ну, раз траур, значит – выходной.

      Затем прошептал мне на ухо:

      – Слушай, у меня старик хранил часть своих работ. Как думаешь, старперы купят их себе?

      Мне стало противно. Я захотел незаметно исчезнуть…

* * *

      Часа через три звонит Агеев. Грозится познакомить с каким-то черным музыкантом.

      – У памятника Ленину в восемь, – говорит. – Родина-мать зовет встречать ястреба из Пентагона. Рассеем смуту в международных отношениях!

      – Ты пьяный? – сразу понял я.

      – Никак да, – ответил Агеев армейским тоном.

      Парень действительно оказался черным. Русский язык он практически не понимал. Не без труда мы кое-что выяснили об этом человеке. Зовут его – Патрик. Играет на фортепиано. Родом из Теннесси. Зачем-то уточняет, что не женат.

      – Ждем штучный товар из Перми, – сказал Агеев.

      Штучным товаром оказались три девушки в вечерних платьях. Я обратил внимание на потрясающее сложение шатенки с крошечным терьером на руках.

      Троица эта мне не понравилась: они не выражали никакой готовности отдыхать по нашему сценарию.

      Солнце тем временем раскраснелось над горизонтом. Будто кто-то невидимый убавлял свет, как в театре. Волны нашептывали рифмы. Море, как разлитая краска, будто утаивало неизмеримое количество ненаписанных стихов, сюжетов и надежд.

      – Мы рассчитывали на ресторан, – капризничали девушки.

      – Вот он, – Агеев обвел рукой пляж. – Ресторан «У моря».

      Тут же Игорек извлек три бутылки домашнего вина, сыр и дешевые шоколадки. На лицах девушек отразилось недопонимание.

      И все же мы умостились на теплой гальке. Выпили и разговорились. Внимание подруг привлек в первую очередь Патрик. Его обаятельная улыбка и исковерканные акцентом русские слова обаяли пермских туристок.

      Почему-то речь зашла о марихуане.

      – Давно пора легализовать этот продукт деятельности природы, – заявил Агеев. – Никакая конституция не запретит мне картошку, помидоры, вино из винограда и коноплю.

      Тут выяснилось, что одна из девушек – следователь.

      Потом заговорили о моде.

      – Люблю естественную красоту, – говорю я. – Избыток косметики – пошлость.