Фабрика романов в Париже. Дирк Хуземан

вовремя! Ему всегда приходят в голову отличные идеи.

      – Господа, – обратился Дюма к банкирам, – на этом мы вынуждены прекратить нашу беседу. Заставлять ждать даму в беде недопустимо. Au revoir[9]. Напоследок совет: дайте вашей собаке – и мне тоже – поводок подлиннее.

      Дюма скрылся из комнаты; полы сюртука развевались. Одье крикнул вдогонку, что дождется его, но на эту угрозу писатель не ответил. Терпение кредиторов было столь же недолговечно, как и денежные запасы транжир. Одье и Галлуа надоест ждать, и в конечном счете они сдадутся и уйдут. Ennui, господа, скука. Вот оно – оружие писателя.

      – Браво, Моке! – Дюма похлопал швейцара по плечу.

      Хозяин дома заметил, что ливрея слуги уже изрядно износилась. Моке заслужил одежду получше. Завтра же Дюма закажет для этого доброго малого нарядную форму у самого дорогого портного Парижа.

      – Месье? – спросил швейцар недоумевая.

      – Отличная идея, Моке. – Дюма рассмеялся и ударил себя кулаком по ладони. Его пышные волосы развевались. – «Мадам Прунель ждет вас в желтом салоне». Лучше и не придумаешь.

      – Но это правда, месье, – тихо сказал Моке. – Она пришла с сыном Анри и очень рассержена.

      Дюма поднял глаза к небу.

      – Моке, про новую ливрею можете забыть!

      Он бросился в желтый салон, оставив швейцара в растерянности разглядывать свою форму.

      Глава 3. К западу от Парижа, шато Монте-Кристо, декабрь 1851 года

      Марианн Прунель отличалась крепкой челюстью и настороженным, недоверчивым выражением лица. Дюма обнял ее за плечи, укрытые дешевым платком, и поцеловал в неподвижные губы. Наклонившись к мальчику, он пожал его вялую руку.

      – Как же я рад вас видеть! – начал он. Но слова его были так же пусты, как и его сердце. – Надо же, малыш Анри уже научился ходить.

      Марианн смерила его долгим, внимательным взглядом.

      – Если бы вы сдержали обещание и отправляли ему деньги, он мог бы уже читать. Например, романы, на которых его отец зарабатывает миллионы.

      А ведь прежде эти увядшие уста казались ему привлекательными! Судя по росту, ребенку уже шесть. Раньше Марианн была красавицей. Ах, лишь время придает цветам Парижа поэзию!

      Это надо записать! Порывшись в кармане сюртука, он достал листок бумаги и карандаш и сделал пометку.

      Марианн вырвала записку у него из рук. Упавший карандаш застучал по плитке.

      – Нам нужны деньги, а не громкие слова. Деньги! Сколько миллионов франков вы потратили на это шато, пока ваш сын изо дня в день хлебал жидкий капустный суп?

      – Марианн! – попытался он ее успокоить. – Малыша Анри и вправду жаль, но ведь я не его отец.

      – Мне лучше знать. И я собираюсь поведать миру все секреты, которые ты шептал мне на ухо в перерывах между поцелуями.

      – Mon dieu![10] И какие же это секреты?

      Дюма чувствовал, что начинает терять самообладание.

      – Например, что «Графа Монте-Кристо» сочинил ваш наемный писатель Огюст Маке.

      – Это

9

Au revoir (фр.) – до свидания.

10

Mon dieu (фр.) – боже мой.