Ещё не вечер, господа!. Елена Серебрякова

выписали нашего страдальца? Стало быть сегодня, край завтра, к нему пойдут ходоки. Брать их под наблюдение или не брать? – Андрей Каримович вопросительно посмотрел на Очкасова.

      Тот со знанием дела, никак не смущаясь, ответил:

      – Если ходоков окажется много, то за всеми работать смысла нет. Рассчитайте силы для наблюдения за двумя. Кого, пусть сами наблюдатели определят. Работайте осторожно и при первой угрозе расшифровки бросайте их.

      Неустроев объявился во второй половине дня. Тяжело опустился на стул и уставился в угол.

      – Не удалось? – всполошился Очкасов.

      – Наполовину. Запрос полковник сделал по телефону, но ответ, сказали, пришлют с нарочным.

      – Что значит? – не удержался Сергей.

      – Значит не все просто в биографии Таранова. Ладно, другие дела тоже не ждут. Слышал, Таранова из больницы выписали. Давно ты, Сергей, своего Огуречника не видел.

      – Так дела, вы же знаете.

      – Про своих людей забывать никак нельзя. Они тебя быстрее забудут. Бери фотографию Моравецкого и иди к Огуречнику с инструктажем. И за жизнь поговори.

      – Понял! Исполняю!

      Вернулся Очкасов под самый вечер. Неустроев поднял голову и недовольно глянул на подопечного.

      – Огурцы солили или мешки пересчитывали?

      – Не поверите, Кронид Нифонтович, с Огуречником пообщался достойно. Он поведал мне про зазнобу старшего брата, про то, как родители не довольны его выбором.

      – А дальше ты задремал и очнулся уже под вечер, – Неустроев оставался недовольным.

      – Не поверите…

      – Ты уже говорил. Слушаю про то, во что трудно поверить.

      – Двигаюсь в сторону нашей Великолукской улицы и вдруг из парадной дома выходит девочка и просит у меня две копейки на хлебушек. Мне стало жаль ребенка, и я решил спросить о ее родителях. Кабы она не глянула за мою спину глазами полными страха, я бы точно удар пропустил. Резко развернулся и вижу, летит мне на голову дубина. Моментально ушел в сторону, и она просвистела мимо, только задев плечо. Гляжу, а дубину в руках держит мужик вполне себе здоровый, в глазах ненависть. Достал его ногой в живот, а он будто не почувствовал. Снова на меня стал замахиваться. Пришлось нырнуть под его руку и запрыгнуть ему на спину. Ударил руками по ушам и ребром ладони врезал по сонной артерии. Он брык и упал. Глядь, а девка сбежала. Пошевелил его дубиной, он в полном отрубе. Начал его обыскивать, и вот смотрите, что обнаружил, – Очкасов начал выкладывать на стол золотые изделия: цепочки, броши, кулоны, подвески…

      Удивлению Неустроева не было конца.

      – Насколько разбираюсь, весь металл – настоящее золото, а каменья, вообще самоцветы.

      – Зачем девке понадобились две копейки? Короче, я связал мужика и потащил в участок. Он стал приходить в себя и совсем не сопротивлялся. Я шел и глядел по сторонам, надеялся, где-нибудь девка покажется.

      – И что в участке?

      – Там я представляться не стал, предъявил свою паспортную книжку и подписал неразборчиво протокол. Но что интересно,