Петербургский сыск. 1874 год, февраль. Игорь Владимирович Москвин

положил руки на стол, но тут же убрал их и сам откинулся на спинку.

      – О земляках что выяснил в артели? – начальник сыскного отделения повернул голову к Жукову, тот пожал плечами:

      – Об этом ничего, – покраснел Миша, прикусив губу.

      – Ты спрашивал?

      Миша потупился:

      – По чести говоря, нет.

      – Вернёшься туда и разузнаешь, – Путилин нацелил в Жукова указательным пальцем, – заодно спросишь, не имел ли Морозов желания уйти из артели.

      – Так точно, разрешите?

      – Господин Жуков, – жёстко сказал Иван Дмитриевич, – когда же ты научишься внимательно слушать. Поначалу получи полную картину, а уж потом спеши выполнять. Иван Иванович, чем закончились ваши расспросы?

      – Мне добавить, Иван Дмитриевич, к сожалению нечего, – Соловьёв поднялся с места, хотя Путилин не требовал от своих сотрудников такого, – все пять лет, что Морозовы занимали квартиру, жили особняком. Поздороваются и к себе, а иной раз и на приветствие не отвечали. Дети постоянно с ними были то в артели, когда уходили работать, то дома. Им не позволялось на улицу выходить.

      – Значит и здесь ниточка обрывается. В прочем… А вы чем порадуете, Иван Андреич?

      – Мне добавить нечего, – развёл руками Волков.

      – Что ж, – подытожил Путилин, – нет, как говорится, худа без добра. То, что наши Морозовы были такими нелюдимыми, есть определённое преимущество.

      Миша вздёрнул вверх брови, на языке вертелся вопрос, но стерпел и не стал выказывать интерес.

      – У них мало знакомых и чужого они бы к себе не пустили, так?

      – Так то оно так, это верно, – штабс—капитан перебил Ивана Дмитриевича, но тот даже не взглянул на Орлова, – но с другой стороны напоминает поиски иголки, прошу прощения, в стоге сена.

      – Не знаю, – постучал по столу пальцем Иван Дмитриевич. – может и напоминает, но за пять, нет шесть лет жизни в столице Морозов мог и обзавестись знакомствами в Петербурге, но что—то мне подсказывает – не тот человек. Поэтому надо начинать с приезжих из деревни. Как, Миша, она прозывается?

      – Ильеши.

      – Вот с неё и надо, а уж потом и со всей Княжевской волости.

      – Я готов, – подтянулся Жуков.

      – Нет, Миша, ты не исправим, – погрозил Путилин, – я тебя на Сенной отправлю, там мне шепнули Сенька Кургузый объявился.

      – Я и туда готов.

      – А вы, что нам поведаете, Василий Михайлович?

      – Мне кажется, Морозов действительно знал своего убийцу. Помните, что дворник говорил: Степан Иваныч похвастался переездом на квартиру и открытием своего дела? Вот, я думаю, первая ниточка, за не стоит и дёрнуть, но тау, чтобы не оборвалась. Морозов собирался что—то покупать, копил деньги, именно поэтому жил в такой нищете, откладывал каждую полушку.

      – Продолжайте.

      – Вот я и думаю, а не является ли продавцом тот, маленького роста в черном овчинном полушубке мужичок?

      – Вполне