Петербургский сыск. 1874 год, февраль. Игорь Владимирович Москвин

как? Обыкновенно.

      Иван Дмитриевич тяжело вздохнул, что дворник аж голову от робости втянул.

      – Ну?

      – Роста маленького, чуть повыше плеча будет, – дворник показал рукой, – в овчинном чёрном полушубке, шапку я не запомнил, а вот глаза такие маленькие, бегающие, словно задумал что стащить. Борода тёмная с проседью.

      – Больше ничего не приметил?

      – Во, – обрадовался дворник, – ногу слегка волочил, как утка.

      – Это уже примета. Земляк говоришь. Сколько в семействе Степана Ивановича душ было?

      – Семь.

      – Семь?

      – Как есть шесть, Степан Иванович, – начал перечислять дворник, – его сыновья Степан и Иван, жена Степана и их ребятишки Ванька – старший, Стёпка – средний и Гришка – младший. Итого семь.

      – Семь говоришь, – повторил Иван Дмитриевич, – а убиенных—то восемь.

      Глава четвертая. Убиенный под номером восемь

      Дворник указал каждого из семейства Степана Ивановича, а вот о восьмом поведал, что видит—де в первый раз и никогда ранее не встречал. Околоточный пожал плечами: «Не доводилось встречать», хозяйка долго думала то ли вспоминая, то ли от нервического состояния, бросала взгляды на разбитую голову и подносила платок к лицу.

      «Лишь бы чувств не лишилась», – подумал Иван Дмитриевич, глядя на побледневшую госпожу Панову.

      Судебный следователь так и остался стоять во дворе, только, когда уходил, громко, чтобы слышали окружающие, произнёс:

      – Господин Путилин, рапорты пришлите с посыльным не позднее трёх, нет, пожалуй, не успеете, четырёх часов.

      Паспорта и иных бумаг, указывающих на личность убиенного, при трупе найдено не было. Он так и остался в бумагах, как «неизвестный мужчина сорока пяти – пятидесяти лет».

      Чиновники по поручениям сидели на стульях – Соловьёв у стола, а штабс—капитан Орлов у окна, закинув ногу за ногу, коллежский асессор Волков порывался подняться, но так и остался сидеть рядом с Иваном Ивановичем.

      Сам же Путилин прохаживался по кабинету медленным шагом, заложив руки за спину. Выражение лица выдавало признаки озабоченности. В такие минуты сотрудники сыскного отделения старались не мешать Ивану Дмитриевичу.

      Раздался стук в дверь.

      Путилин остановился, но не успел произнести ни слова, как дверь отворилась и в образовавшейся щели появилось лицо Миши Жукова.

      – Разрешите, Иван Дмитрич!

      Начальник сыскного только махнул рукой и продолжил вышагивать по кабинету, словно пытался что—то наверстать.

      Младший помощник почти на цыпочках подошёл к свободному стулу у начальственного стола, но не посмел сесть, так и остался стоять, взявшись обеими руками за спинку.

      – Господа, в данном деле много неясностей, – без предисловий начал Иван Дмитриевич, – восемь убитых, восемь, – он остановился, – притом неизвестный. Если о пропаже его не будет заявлено участковым приставам, то я боюсь, он так и останется неизвестным, хотя… Впрочем давайте по порядку, господа. Да, куда отвезли убитых?

      – В Александровскую, –