Петербургский сыск. 1874 год, февраль. Игорь Владимирович Москвин

изяществом оно совершено, с какой выдумкой.

      – Да, вы правы, господин Русинов, – Путилину больше не хотелось выслушивать речи титулярного советника, – у нас топором голову проломил и все преступление. Это не крысиным ядом всю семью. Начитались наши преступники романов, вот и смекалки никакой нет, как вы говорите, выдумки. Извините великодушно, но, увы, мне надо посмотреть ещё раз место варварского преступления, – и он направился в подвал.

      – Только посмотрите на этого недотёпу, – Николай Фёдорович не воздержался от колкости, – ему на полях коров пасти, а не за преступниками охотиться.

      – Зря вы так, – подполковник попытался сказать что—то в оправдание начальника сыскного отделения, но не успел.

      – Нет, сударь, я знаю, что говорю, – титулярный советник пошёл красными пятнами, – неоднократно, – подчеркнул он, – я повторяю, неоднократно мне пришлось убеждаться в этом.

      Калиновский снял с своего плеча несуществующую пылинку и ничего не ответил, зная об отношениях судебного следователя и Ивана Дмитриевича, решил отмолчаться.

      Когда начальник сыскного отделения вошёл в квартиру, прибывший незадолго до этого доктор Рихтер осматривал убитого, которого для удобства положили на стол.

      Путилин поздоровался, Рихтер только кивнул в ответ, продолжая осматривать рану на голове.

      – Иван Дмитриевич, голубчик, сейчас я вам сказать ничего не могу, осмотрю всех, тогда выскажу свои соображения.

      – Благодарю, – Путилину не хотелось возвращаться во двор, где стоял немым укором судебный следователь, но пришлось. И Иван Дмитриевич направился к хозяйке доходного дома госпоже Пановой, стоявшей рядом с околоточным.

      – Доброе утро, сударыня, – Путилин приподнял шапку, – вы подняли тревогу в околотке.

      – Совершенно верно, господин Путилин, – за хозяйку ответил околоточный, который испытал на себе укорительный взгляд начальника сыскного отделения.

      – Да, да, я забеспокоилась, – торопливо произнесла госпожа Панова, – когда два дня подряд из скорняжной артели приходили и спрашивали. Почему мои жильцы не появляются в мастерской.

      – Почему именно сегодня вы проявили такое беспокойство?

      – Показалось странным, ведь жильцы никогда не пропускали церковных служб, а здесь…

      – Госпожа Панова, если не ошибаюсь?

      – Серафима Львовна.

      – Скажите, а почему именно сегодня?

      – Не могу объяснить, господин Путилин, что—то в сердце ёкнуло, и такая тревога с утра охватила, что не могу объяснить.

      – Когда вы видели их в последний раз?

      – Я с неделю тому, а вот наш дворник…

      – Извините, Серафима Львовна, но с дворником мне хотелось поговорить особо. Вы ничего не замечали за жильцами?

      – О них ничего плохого сказать не могу, уходили рано, приходили поздно, оплачивали вовремя. Ни разу не задержали.

      – А дети?

      – Они