Любовь по правилам и без. Юлия Гауф

встала на носочки, опустилась на пятки, и снова на носочки встала, прислушиваясь к скрипу дерева под ногами.

      Нра-вит-ся! Мне вообще нравится в последнее время слушать – птиц, звук шагов, скрип мебели. Я слушаю, и не вспоминаю о папе.

      Уютно здесь! И в доме, и за его пределами.

      Ой, мама!

      Вспомнила, взглянула еще раз в зеркало, и вышла из комнаты. Хм, мама наверное так и не накрасилась, а это не дело. Раньше она всегда с макияжем ходила. Я даже с ней у стилиста была, мама разрешила побыть с ней. И я знаю про дневной, вечерний, домашний, офисный макияж. Знаю и про парфюм: на лето и на зиму они по этикету должны быть разными.

      Мама всё это соблюдала, а сейчас позволяет себе ходить без косметики, да еще и скрутив волосы в неаккуратную шишечку. Мама и так самая красивая, даже без прически, косметики и парфюма, но я-то знаю, почему она перестала всем этим пользоваться.

      Потому что маме плохо.

      Вниз я спустилась с маминой косметичкой и духами, и помахала этим добром перед ней.

      – Коть, – покачала она головой.

      А я кивнула. Так надо, мама!

      – Снова жестами общаемся? – в глазах мамы грусть.

      Нужно собраться. Маме важно, чтобы я говорила. Но я боюсь! Начинала говорить, и задыхалась, сразу плакать хотелось. А когда молчу – слёз нет, я не расплачусь, и маме не будет больно.

      – Котька…

      – Давай накрасимся, – выдавила я через силу.

      И мама в очередной раз обрадовалась что я говорю! Я не могу объяснить ей свое молчание, она огорчится еще сильнее. Нужно постараться разговаривать с ней… и не плакать!

      – Ладно, но только губы. И не помадой, а блеском. Накрасишь? – мама села на стул, подставляя лицо под макияж.

      Я кивнула, и мама обхватила мое запястье, останавливая.

      – Кать, раз начала говорить, то не кивай, пожалуйста, а отвечай словами. С Егором же ты говоришь! Я тоже хочу твой голос слышать!

      – Хорошо, – ответила я.

      – И все же, почему с Егором ты болтаешь, а со мной, с психологом – нет? Почему, Котька?

      Я пожала плечами, и открутила крышечку от персикового блеска для губ.

      Психолог напоминает про папу. Мама напоминает про папу. Даже когда они говорят не о нем, а обо мне – напоминают, и мне хочется плакать. А дядя Егор – не напоминает. И при нём мне легко говорить. При нём я не могу молчать.

      Но это тоже маме не объяснить. Она расстроится. Может, даже, плакать будет ночью. Мама думает, что я не слышу, но я не ребёнок уже. Слышу. И понимаю.

      – Ну как? – мама улыбнулась мне.

      Я достала тушь, и протянула ей.

      – Мы на блеск договаривались. Сейчас еще контурирование меня заставишь делать, да, Катенок? Думаешь, дядя Егор, если меня без макияжа увидит, перекрестится, и пожелает сгинуть нечистой силе?

      – Хи, – прыснула я от смеха.

      Мама ущипнула меня за нос, встала, и подошла к маленькому зеркальцу рядом со шкафом. И начала красить глаза.

      – Можешь моим блеском воспользоваться. Ты же любишь. Только немного, – разрешила она.

      Я достала палетку маминых теней, там зеркальце