Любовь по правилам и без. Юлия Гауф

т скандал, узнав что намечается мальчишник в баре, а не в кафе, – добавил Лёха.

      – Так вот почему мы не в баре встретились, а в кафе? – спросил я у мужиков.

      – Разумеется! Моя бы мне жизни не дала, если бы я в бар пошел, а не в кафе. Сказала, что если я с запахом приду, то ночевать буду на лестничной клетке. Семейная, мать её, жизнь. Так что тебе реально повезло.

      – Эй, мужики, я теперь тоже в когорте везунчиков. Развожусь, не забыли что отмечаем? – Серый поднял бокал с янтарной жидкостью. – Так что мы с Егором оба теперь одинокие волки! Ну что, бахнем за нашу удачу?

      Я усмехнулся, и поднял чашку с имбирным чаем.

      – Чай?

      – Я за рулём, мужики, – пояснил я, мысленно примеряя к себе это Серёгино «одинокий волк».

      Мда, волк. Скорее, никому не нужная, побитая жизнью псина.

      Лучше бы меня дома кто-то ждал, беспокоился обо мне. И черт бы с ним, с выносом мозга, с любимыми бабскими запретами и допросами. Лишь бы было к кому возвращаться. К любимой женщине, в волосы которой можно уткнуться носом, и дышать ею, пахнущей домом.

      Но таковой у меня нет. Свою еще не встретил. Одинокий волк, мда…

      – Предлагаю забуриться в клубешник после этих детских посиделок. Тёлочек снимем, я развод отмечу, да и тебе бы, приятель, отдохнуть от всего. Только на ноги встал, – хлопнул меня по плечу Серёга.

      Про «встал на ноги» – это он в буквальном смысле. Столько лет в инвалидном кресле пробыл, что и вспоминать тошно. А теперь хожу с тростью.

      – Я – пас, брат.

      – А что так?

      – За город уезжаю, – сказал, неожиданно для самого себя, и тут же понял, что именно это мне и нужно. – Отпуск решил устроить от всех, один хочу побыть. Посидим, и я выдвигаюсь.

      – Может, отложишь? Клуб, горячие цыпочки, м?

      Я с усмешкой покачал головой. Любая горячая цыпочка в обморок упадет, когда я разденусь. Всё тело в шрамах от старых травм, операций.

      Странно. Двенадцать лет я был лишен женского общества, а ведь в юности гулял только так. И когда появился шанс встать на ноги, первым в моём списке дел было именно то, что Серый предложил – ночь с заводной девчонкой.

      Но почему-то не хочется. Я могу, но не хочу вот так, как раньше – одноразово, непонятно с кем. Старею, должно быть.

      – Пойду, потороплю бармена, а то топливо нам не несут, – икнул Серый, встал и пошел к стойке, задев массивным телом высокий стул, на котором девочка сидит.

      Реально, девочка. Ребёнок лет семи-восьми. Светленькая такая, с рюкзачком, на котором глуповатый принт в виде чокнутого единорога. И видно что одна она, рядом ни мамы, ни папы. И, да, мы в кафе, а не в баре, но время вечернее. Зима, темнеет уже в пять вечера. А девчонка одна.

      Ладно, не моё дело. Может, мамашка её в туалет пошла.

      Я отвлекся на телефон, забыв про ребёнка, а затем включился в общую беседу. Беседа крутится вокруг Серёгиного развода с Оксаной.

      – Все беды от баб! Чтобы я еще хоть раз женился! Нет, никаких больше брачных обетов. К черту! Сегодня же в клуб… ик… к цыпочкам…

      Приятель разгоряченно вещал про ужасы семейной жизни. А мне всё по его лицу понятно вдруг стало – не нужна ему эта свобода. И цыпочки клубные не нужны. Любит он до сих пор свою Оксану, которая не смогла простить левак, о котором узнала. И ведь не скажешь Серому, что он дурак, и сам виноват. Потому что мужская солидарность.

      Но Серый сказал это сам:

      – Вот я дурак! Ну дебил же я, мужики, – обхватил он голову руками.

      – Дурак, дядя, – раздался тоненький детский голосок, и мы все посмотрели вправо, на малявку с рюкзачком. – Как и все мужчины, – припечатала малявка мрачно.

      И нам бы рассмеяться, потому что это, ну, ребёнок же совсем, а не прожжённая взрослая женщина. Я даже улыбнулся на высказывание, но девчушка обратила внимание на меня, обхватив набалдашник моей трости:

      – Ваша? Как у Доктора Хауса. Вы врач?

      – Скорее пациент, – подмигнул я девочке.

      Сюр какой-то.

      – Он од-динок-кий волк, ик, – запинаясь пробормотал Серый, которому явно пора на боковую.

      – Волк? Одинокий? – девочка отчего-то оживилась. – У вас нет жены?

      – Нет. А мама твоя где, малышка?

      – Скоро придет. А вы можете жениться на моей маме? – ошарашила меня девочка, да и моих приятелей тоже. – Она красивая, и самая лучшая! Вот придет за мной, и вы увидите. И женитесь, да? Женитесь же? Вот только мама разведется, и вы сразу же, ладно?

      Девочка тараторила, будто до этого не говорила целую вечность, а я глазами хлопал как придурок. Может, я не имбирный чай пил, а что покрепче, а?

      – Так, ребенок… – я попытался призвать девочку к порядку, но она вдруг обернулась, и кивнула в сторону.

      – А вот и мама пришла.

      На эту маму уставился не только я, но и все мои приятели.

      Мама девочки шла, стуча каблуками по полу кафе. И стук этот был сердитым. Как и походка женщины,