Вынужденная посадка. Марк Москвитин

цвета, со льдистым отблеском. Стояли кресла и стулья.

      – Вот ваше временное пристанище, – пробасил Новицкий, поглаживая бороду. – Нравится?

      – Да. Приятное.

      – И хорошо… Только не заблудитесь. Этаж восьмой, номер восемьдесят один.

      – Запомнил, – улыбнулся я.

      Но число «восемьдесят один» неприятно задело. Нечто беспокоящее стояло за этим числом.

      – Покидаю вас на Сашу, – сказал профессор. – Он научит, что тут к чему. Отдыхайте, смотрите передачи, фильмы. Гуляйте в парке. Но слишком далеко не заходите. Впрочем, заблудиться тут невозможно.

      Он стремительно повернулся и ушёл.

      – Садимся, – сказал Саша. – Вы, Ярослав Матвеевич, заметили, что у вас нет никаких воспоминаний? Кто вы по профессии? Кто ваши родные, друзья? Чем вы увлекаетесь? Что вы любите? Кого любите?

      – Вы правы, – ошеломленно пробормотал я. – Но их, наверное, уже никого нет… И я никого, никого не помню…

      – И не старайтесь, не утомляйте себя. Ваша память заблокирована.

      – Почему?

      – Специально. Мы же не знаем вашу прошлую жизнь. Но мы знаем, что воспоминания могут оказаться непосильно тяжелы. Для человека, которому пока не на что опереться.

      – Я что, буду начинать с нуля? Как младенец?

      – Нет, зачем же? Вот поживёте, окрепнете, наберётесь впечатлений – тогда и начнём снимать блокировку. Через пару недель будете знать о себе всё. И не только о себе.

      – Интересно… – проговорил я, чувствуя неясную тревогу.

      – И вот ещё что. При поступлении к нам, в начале прошлого века, вы имели биологический возраст пятьдесят-шестьдесят лет. При восстановлении мы задали нормализатору возраст двадцать пять. В этом возрасте организм обычно завершает развитие. Так что вам сейчас двадцать пять лет, молодой человек! Меньше, чем мне. И у вас впереди ещё не менее восьми десятков лет нормальной активной жизни.

      – Скажите, Саша… А другие пробуждённые?

      – Ваш предшественник тоже был восстановлен раньше, чем мы собирались. Пришлось пробуждать, невзирая на неудачи с обезьянами. Иначе бы ушёл… необратимо.

      – Кто он?

      – Омулев Алексей Данилович. Был пилотом вертолёта. Разбился, обгорел…

      – Он здесь?

      – Нет. Подался в родные места. Зеленодольск, это в Казанской области.

      – А на очереди кто?

      – Женщина. Тоже после травмы, несовместимой с жизнью.

* * *

      Парк был как парк – с деревьями, кустами, шорохами, звоном птиц, контрастом солнечных пятен среди зелёной тени. Один раз дорожку перебежала лиса. Сев на дощатую скамью, я привлёк внимание рыжих белок. Они совсем не боялись. Бегали вокруг, сидели, цокали, рассматривали меня. Эх, угостить нечем… Две так разыгрались, что с разбегу друг за другом взлетели по моей штанине, затем по рукаву, и исчезли. Я обернулся. Сзади торчала еловая лапа, она ещё покачивалась.

      Пробежала с весёлым шумом стайка мальчишек и девчонок, примерно восьмилетних. Они кидали друг в друга шишками. Одна прилетела мне в плечо.

      – Извините,