Кола. Борис Поляков

– лучшие припасы, что обычно берегли в доме для дорогих гостей или великого праздника. Дары морские соленые, копченые, жареные, вареные, что умели готовить колянки вкусно, были на столе, как и полагалось на празднике, в изобилии.

      Благочинный в отличном духе оглядывал стол.

      – Ну, расскажи, расскажи, где бывал, что нового по свету, как надумал в столицу попасть и что за город она…

      Благочинный был другом отца. Сколько помнит Кир, собирались они по вечерам на чашку чая или поиграть в карты, толковали о делах поморских, о происшествиях в Новом Свете, в Греции, во Франции и у англичан. Был благочинный начитан, до новостей жаден. В доме обычно вел себя как человек мирской, до споров охочий. Отец разливал по стаканам ром дорогой, норвежский. Благочинный шутил:

      – Лей, Игнат Василич, полнее, чтоб креститься перед чем было…

      Кир от норвежского рома отказался, попросил:

      – Мне бы пшеничной…

      – Аль не уважаешь заграничное? – рокотал благочинный.

      – Не уважаю, – сказал Кир. – Кругом оно с детства, обрыдло уже.

      Благочинный насторожился:

      – Это что же заграничное тебе обрыдло?

      – А все, – отмахнулся Кир. – Вот посуда, вино, сукна, снасти…

      Благочинный изучающе смотрел на Кира, начал было осуждающе, поучительно:

      – Гордыня – грех великий…

      Но отец поднял стакан, перебил просительно:

      – Потом, потом, отец Иоанн…

      Он смотрел на Кира восторженно, с умилением:

      – С возвращением тебя, сынок! С удачей! Утешил меня на старости. Уж как я рад… Как рад! – Выцветшие глаза отца подернулись влагой. Рука со стаканом дрогнула. – Вся Кола тебя по отчеству величает. Заслужил. И я хвалю. Спасибо, утешил…

      Звякнули над столом протянутые стаканы. И пока пил Кир, снова подумал, что вот только нынче заметил, как осунулся, постарел отец. Кольнула жалость: “Морей ему уже не видать”. Благочинный занес вилку над столом и оглядывал семгу паровую и просольную, все решался, что лучше поддеть.

      – Нам без иноземцев нельзя. Не будь их, крючка рыболовного на ярус взять негде. А их, почитай, в одной Коле тыщ двести на год иметь надо…

      Кир пережевывал сельдь, сдобренную луком, перцем, уксусом. Мясо нежное, жирное. Славно отец солить умеет. Такую бы на продажу в столице. Можно б не только на Сенной площади торговать. Прибыль…

      Благочинный мазал на кусок пирога кашку семужью, рассуждал:

      – Навык у тех же англичан в торговле и мореплавании вековой. Люди они ума торгового…

      Кир поглядывал на благочинного, думал: «Надо бы тебе знать, батюшка, не зуек я уже». А вслух сказал:

      – Англичане и вправду моряки отменные. Но если смотреть тут, на Севере, так и паруса, и канаты, и смола у них – наши. Корабли из нашего леса, да и рыбкой они нашей же кормятся. А коль при этом они и моряки добрые, то нам-то уж грех отставать.

      Отец трепал по плечу Кира, заглядывал в глаза:

      – Так, сынок! Не одним иноземцам добрыми моряками слыть да впереди быть.

      Женщины собрались на кухню. Киру не хотелось, чтоб