Кола. Борис Поляков

с восхищением.

      – Крепкие ребята…

      – Будешь крепким, – отозвался Смольков. – Работа тяжелая, зато чарка всегда вовремя. Вместо чая хлещут тресковый жир на ночь и утром. Уж я-то знаю…

      На пригорке Герасимовы остановились, подошли к священнику. Кир смеялся. Большой, загорелый, с гарусной косынкой на крепкой шее.

      – Благослови, отче…

      Благочинный рассматривал Кира и матросов.

      – По одежде вы теперь вроде бы немцы или англичане. Долго не было слуху о вас. Уж не в Англию ли ходили?

      – Бери, батюшка, дальше! – смеялся Кир. – Что нам Англия?! Эка невидаль! В самый Санкт-Петербург поклон делали…

      Толпа на мгновение притихла, а затем взволновалась и плотнее окружила священника и Герасимовых. Ссыльных теснили в сторону. И они отходили, пятясь, лишние и чужие.

      А Кир все оглядывался, искал кого-то в толпе.

      – Чего ты? – спросил благочинный.

      – Да так, – неопределенно ответил Кир.

      Старый Герасимов прятал в глазах улыбку:

      – То, что найти не можешь, за морошкой ушло. Ноне к вечеру должно быть…

      Кир еще раз оглянулся и крикнул:

      – Тетка Матрена! Не дашь ли дом под вечёрку?

      Дородная колянка, обличьем еще молодая, польщенная вниманием, приосанилась:

      – Аль таким молодцам откажешь что?

      И, вскинув голову, скрестила руки, подперев груди, улыбчиво смотрела на Кира.

      – Ловкий, видать, парень, – хмыкнул Смольков. – Не зря баба-то глазами, ровно голодный на барской кухне. Так бы и слопала его.

      – Эй, зуйки, кто всех ловчее? – Серебряная монета блеснула в воздухе из рук Кира.

      Табунок мальчишек ожил, поглотил монету, пошевелился клубком пыли и вытолкнул из себя удачника. Портки на лямке через плечо, ноги босые, от грязи черные.

      – Ходил стукальщиком? – спросил Кир.

      Малец засунул сжатый кулак в карман.

      – А то нет…

      – Тогда знаешь, куда идти. Скажешь: просит-де Кир Герасимов к тетке Матрене на вечёрку пожаловать…

      – Дома ведь место не обогрел, – старый Герасимов развел руками.

      – Ух, стосковался я по нашим вечёркам! – Кир обнял отца за плечо. – Сплясать страсть как охота!

      14

      Первое лето самостоятельно возил Кир хлеб из Архангельска в Норвегию и на Мурман, ходил за моржами на Новую Землю, на Колгуев за птичьим пухом, на Онегу за досками, в Соловецкий монастырь с богомольцами. Грузом он не гнушался. Но главным была рыба. И он торопился к сроку на Терский берег за семгой, на Карельский – за сельдями, на Мурман – за треской и палтусом. В разгар лова Архангельск, как прорва, поглощал и поглощал тысячи пудов рыбы, пока не наступала отрыжка.

      Кто первый делал привоз, успевал продать хорошо. Коммерсанты с готовностью перекупали рыбу и наскоро отправляли ее из города. Но чем больше привозили рыбы с Мурмана, тем разборчивее становились перекупщики. Холодные погреба-ледники были переполнены рыбой. Подводы,