Иерусалим. Сельма Лагерлёф

неуклюже ухватил ее за руку.

      – Это правда – то, что там написано? Что я тебе нравлюсь? Говори – правда?

      На него было страшно смотреть. И голос, голос… наверное, таким голосом зачитывают собственный смертный приговор.

      Брита молча пожала плечами.

      – Говори! Правда или нет? – спросил он с отчаяньем.

      – Ну, правда, – произнесла она без выражения.

      Он дернул ее за руку и сразу отбросил, как ядовитую змею.

      – Значит, ты врешь, врешь! – выкрикнул он с улыбкой, которая больше напоминала оскал – ни унции веселья.

      – Бог свидетель… как я молила Его, чтобы Он дал мне увидеться с тобой до отъезда.

      – Какого еще отъезда?

      – В Америку.

      – Черта с два – в Америку! – рявкнул Ингмар.

      Сделал несколько шагов. Встал на колени, прижался щекой к бронзовой кольчуге огромной сосны, а потом и вовсе сполз на землю и разрыдался. Брита соскочила с коляски, подбежала и присела рядом.

      – Ингмар! Милый Ингмар!

      Погладила по плечу. Никогда раньше она так его не называла.

      – Я же безобразен! Ты сама говорила! – просипел он, захлебываясь от рыданий.

      – И что? Говорила. Я и сейчас так думаю. – Ингмар, дернув плечом, сбросил ее руку, но рука тут же вернулась на место. – Дай договорить!

      – Говори.

      Он перестал всхлипывать и поднял голову.

      – Помнишь, что ты сказал в суде три года назад?

      – Помню.

      – «Если бы она меня так не ненавидела, я бы на ней женился».

      – Помню, помню…

      – После того, что я сделала… Никогда не думала, что человек может… Меня как ударило, когда ты такое сказал. И, главное, где!

      – Где-где… в суде, – проворчал Ингмар.

      – После того, что я сделала! Я смотрела на тебя и думала – да он же самый красивый в зале! Самый красивый и самый мудрый. Единственный, с кем я смогла бы прожить жизнь и ни разу не пожалеть. Что там говорить, я попросту влюбилась! Была уверена, что ты и я созданы друг для друга. Даже не сомневалась, что ты приедешь меня забрать из тюрьмы. Ну как… долго не сомневалась, а потом начала, а потом вообще… даже не решалась надеяться…

      Ингмар поднял голову.

      – А почему не писала?

      – Как это – не писала? Я тебе писала!

      – Писала! Х-ха! Прошу меня простить, я виновата и все такое. О чем тут писать?

      – А про что я должна была писать?

      – Про другое.

      – И как я могла решиться? Про другое! Скажешь тоже… Не хочешь ли, мол, на мне жениться, Ингмар? Так, что ли? После всего, что я натворила? Да ладно, что я… ты же уже знаешь. Написала, написала… В последний день в тюрьме. Исповедовалась, а пастор и говорит: ты должна ему написать. Взял письмо под честное слово: отправить только после моего отъезда. А он поторопился. Думал, я уже далеко.

      Ингмар взял ее руку, прижал к земле и довольно сильно хлопнул ладонью.

      – Я мог бы тебя ударить.

      – Ты можешь делать со мной все, что хочешь, Ингмар, – спокойно и серьезно сказала Брита.

      Он посмотрел ей в глаза.