Театр китового уса. Джоанна Куинн

кричит он, размахивая руками в сторону Сигрейвов. – Что у нас тут?

      Кристабель в ступоре – ей незнаком протокол приветствия обнаженных волосатых мужчин. Ов решает эту дилемму, закрыв лицо руками и сказав:

      – Мы Флоренс и Кристабель. Приятно познакомиться.

      Кристабель, уколотая тем, что Ов ответила до нее, решает смотреть только на бороду и ни на что больше. Когда она поднимает глаза, чтобы найти ее, то обнаруживает, что та движется навстречу.

      – У этого ребенка такое лицо, – говорит мужчина, – что мне показалось на мгновенье, будто за мной сюда последовала Анна Ахматова. – Он протягивает влажную от океана руку, и она охватывает челюсть Кристабель как повязка от зубной боли. – Я должен нарисовать тебя, – говорит он, и на мгновенье она думает, что он хочет ее раскрасить, покрыть ее студенистой краской, будто она безглазая статуя. Издали слышен жалобный, комариный призыв мадемуазель Обер.

      – Нам надо идти, – говорит Ов из-под ладоней, медленно отступая. – Это наша гувернантка. Она заметила наше отсутствие, поэтому вы не должны пытаться захватить нас.

      Голый мужчина доброжелательно улыбается и широким жестом поднимает руки.

      – Так всегда и происходит, нет? Едва мы встречаемся, как должны расстаться. – Его редеющие черные волосы зализаны назад, обнажая выступающий лоб и глубоко посаженные в черепе темные глаза. У него по-боксерски квадратные скулы и бычья шея.

      – Прошу прощения, но это наш пляж, – говорит Кристабель. – Это наш пляж, а эти дети стоят на моем ките.

      – Это твой кит? – говорит одна из женщин. – Не можешь ничего сделать с вонью?

      Другая женщина говорит:

      – Не волнуйтесь, девочки, мы знаем вашу мать. Заглянем навестить. Роз будет вне себя.

      – Вот уж точно, – говорит первая женщина, обвивая талию подруги и примыкая к ней. Позади них дикие дети скачут по киту. Один из них высовывает язык.

      – Розалинда мне не мать, – говорит Кристабель, игнорируя то, что Флосси тянет ее за рукав.

      К этому времени мадемуазель Обер обогнула мыс и быстро приближается – крепкие ноги несут ее по камням.

      – Alors! Криииистабель! Флооооренс! Отойдите от этого вонючего кита!

      Мужчина взял полотенце и оборачивает вокруг талии – призыв заставляет его с интересом поднять взгляд.

      – Bonjour, – восклицает он и добавляет по-французски с сильным акцентом, – и какие же гроши они платят, чтобы вы бегали вместо них за детьми?

      Мадемуазель Обер отрезает на родном языке:

      – Простите, но это не ваше дело, месье.

      – И всего-то, а? – говорит мужчина, все еще по-французски. – Но это же привилегия для служанки, не так ли? Гонять детей богачей в такой прекрасный день.

      Мадемуазель Обер приближается, тяжело дыша.

      – Я не служанка, месье. У меня хорошее происхождение.

      – Я в этом не сомневаюсь, мадемуазель. У меня тоже хорошее происхождение и красивый дом в лучшем городе России, но в прошлом году мой брат водил по Парижу такси, пока я рисовал портреты жен богачей на берегах Сены, и