Театр китового уса. Джоанна Куинн

Ты просто грохочешь. Я хочу чая и тостов. Ты же знаешь, что я хочу чая и тостов. Мой портсигар пропал.

      Уиллоуби, дойдя до горничной, театральным голосом шепчет:

      – К черту чай и тосты. Я хочу позавтракать снаружи на лужайке. Организуешь мне?

      – Мой серебряный портсигар, – продолжает Розалинда. – Тот, что ты мне подарил.

      – Проверь карманы брюк у Перри. Он точно был у тебя, когда ты сидела у него на коленях.

      – Ты меня заставил там сидеть, Уиллоуби. Ты всегда так говоришь, будто ни при чем.

      – Я нуждаюсь в яйцах, – говорит Уиллоуби, по-прежнему обращаясь к горничной. – Как тебя зовут – ты Люси или Элси? Вечно путаю.

      Розалинда быстро спускается, шлепая атласными тапочками по ступенькам и затягивая пояс халата.

      – Люси уже несколько месяцев как уволилась, а Элси у нас никогда и не было. Оставь девушку в покое. Как бы ее ни звали, она должна принести мне чай.

      – И почему твой чай, а не мой завтрак? Чего ты хочешь, Розалинда?

      Теперь она рядом с ним, и ее руки заняты его талией – вытягивают рубашку из брюк, укладывают тонкие пальцы на плоть его живота.

      – Я не слышала, как ты встал. Проснулась, а тебя нет. Ты оставил меня там одну.

      – Я практически уверен, что выполнил свой мужеский долг. Я был голоден, женщина. И все еще не ел.

      – Дигби! – восклицает Розалинда, вдруг замечая детей. – Что ты делаешь? Ты был на улице? Что это у тебя на шее?

      – Прекрасный плащ из козлиной шкуры, мама.

      – Похоже на кухонное полотенце. Надень курточку. Помнишь, как ты в тот раз весной ужасно простудился? Ты не так здоров, как отец.

      – Его отец голоден и собирается позавтракать яйцами, если только кто-то их ему принесет. – Уиллоуби проходит мимо детей, ероша мышиные волосы Ов мимоходом.

      Горничная быстро шмыгает в сторону кухни.

      – Наши гости тоже рассчитывают на завтрак, Уиллоуби, – говорит Розалинда. – Сколько у нас вчера было народу?

      – Семь человек? Десять? Эта ужасная женщина в тюрбане определенно осталась, – его голос разносится по каменной прихожей.

      – Она американская поэтесса. Любимая публикой.

      – Какая жалость, – доносится голос Уиллоуби с солнечной лужайки.

      Розалинда вздыхает.

      – Ты мог бы с ней хотя бы поговорить.

      Ов ободрительно кивает Дигби, выталкивает его вперед.

      – Мама? – говорит он.

      – Да, милый.

      – Могу я послать телеграмму властям?

      – Это один из глупых прожектов Кристабель?

      – Это не глупый прожект. Это дело национальной важности.

      – Ты не должен позволять ей третировать тебя, милый, – говорит Розалинда. – Я знаю, что она старше, но она не твоя старшая сестра – всего лишь кузина. Принимая все во внимание, она должна быть благодарна, что живет здесь.

      – Криста никогда бы не стала меня третировать, мама.

      На галерее открываются двери спален, появляется все больше одетых