Камень в огород. Анна Яковлевна Яковлева

Марковна, наша по отцовской линии, понаблюдав за моими муками, запретила мне выходить на огород. До пенсии бабуля трудилась инженером на местной АТС (автоматической телефонной станции), и карьеру завершила на посту председателя областного комитета профсоюза связи.

      – Я в шоке! Ба, – кипятилась Наташка, – чего ты этой симулянтке потакаешь? У нее острый шлангит!

      Я бы тоже злилась, окажись я на месте Наташки: ей придется полоть за себя и за меня.

      – Это кто здесь симулянтка? Ты не путай своих двоечников с сестрой, – грозно предупредила бабуля, – нечего было таскаться под дождем всю ночь. Еще не известно, чем ваше бродяжничество закончится.

      Я не подвела бабулю – температура у меня поднялась уже к вечеру.

      Бабушка, охая и причитая, повязала мне горло шерстяным шарфом (шарф нестерпимо колол и кусал шею, мне хотелось его сорвать и засунуть куда-нибудь так, чтобы он больше никогда не попадался бабуле на глаза) и запретила три дня вставать с постели.

      – Куда таскала тебя ночью эта оторва? – гадала бабуля, кутая меня в одеяло.

      Бабушка – единственный человек, который знал, как укрощать Наташкин буйный темперамент и фантазии, и я уже раздумывала, не наябедничать ли ей на сестрицу, но тут дверь в комнату распахнулась, впуская Наташильду:

      – Ну как ты? – заискивающе спросила она.

      – А ну, говори, – проворчала бабуля, – куда таскала Нюсю ночью?

      – Погуляли немного, а что?

      – А то! Нюсю уморила – что я скажу родителям? Вертихвостка, даром, что училка. Когда ты только в ум войдешь? Когда кто-нибудь приберет тебя к рукам?

      Наивная, бабуля все ждала, когда старшая внучка выйдет замуж.

      – Ой, подумаешь, простыла! – скривилась Наташка, – нам болезни за грехи посылает Боженька – не ты ли мне это говорила?

      Крыть было нечем, бабуля ретировалась, ворча под нос что-то из Святого Писания.

      – Мне – за твои грехи? – слабо дернулась я.

      – Создателю видней!

      Ночь и следующий день я провела, как все грешники – плохо осознавая себя в зыбком и неясном мире.

      Температура поднялась до тридцати девяти, голос пропал, и мне стало обидно.

      – Ба! – готовая исповедаться, хрипло позвала я, но Наташка была начеку.

      – Чего тебе?

      – Пить.

      – У тебя все есть.

      – Хочу морса брусничного.

      – Начинается, – процедила сквозь зубы Наташка, но отказать не посмела.

      На следующий день я тем же манером стребовала с сестрицы желе из вишни, манную кашу с малиновым вареньем и запеченные с медом яблоки.

      Наташка, сдвинув брови и стиснув зубы, ставила мне на постель столик с деликатесами и шипела:

      – Шантажистка.

      – Сама такая, – с аппетитом уплетая любимые блюда, сипела я, – бабушка говорит, старшая сестра должна быть примером, должна заботиться и защищать младшую. Защищать ты не умеешь, быть примером не можешь, так что давай, заботься.

      – Вот ведь сестру Бог послал! Наказание, – валила с больной головы на здоровую Наташка, – чахоточная, какая-то.

      – Завтра