Камень в огород. Анна Яковлевна Яковлева

: я до конца дня ждала участкового.

      Вот на эту «могилку» теперь Наташке понадобился декоративный камень.

      Причем, желание овладело сестрой стремительно, прямо у меня на глазах. Только что сестрица была довольна жизнью, ничего не желала, скачок секундной стрелки – и вот Наташка уже жить без камня не может, уже в подробностях представляет камень на своей горке, точно знает, что посадит вокруг, и отговаривать ее – себе дороже.

      Теперь вы понимаете, почему «У меня мурашки от моей Наташки» – мой любимый шлягер?

      – Хорошо, – говорю, – а где ты собираешься найти камень?

      Вопрос сакраментальный…

      Наш город знаменит тем, что в нем много монументов и памятников славным датам и людям.

      А камни в нашей местности – большая редкость. Не поверите – стоящий экземпляр стоит кучу денег!

      Народ, не долго думая, тырит декоративные камни, которые плохо лежат, так что городская власть едва успевает возобновлять ресурс.

      Так вот один камень у нас имеет славу не хуже питерского чижика-пыжика.

      На камне начертана дата основания города N: «г.1371». Горожанам он особенно приглянулся, и воруют его с завидным постоянством. Видимо, в этом есть особый шик: водрузить в огороде камень с датой.

      – В одном месте, – наводит тумана Наташка и глазки прячет. Глаза у Наташки плутовские и выдают ее с головой. За этот взгляд я зову сестру Наташильда.

      – Когда? – с покорностью овцы спрашиваю я.

      – Я в шоке! Ночью, конечно!– Наташильда перманентно находится в состоянии шока.

      – А как мы его припрем?

      – Я уже все придумала,– с жаром уверяет она меня, отчего я чувствую себя крайне неуютно, – привезем камень на тележке.

      План у Наташки, как всегда, безупречен: мы ждем безопасного для воровства времени суток, подгоняем тележку к камню, грузим и водворяем малую архитектурную форму в саду, на горке.

      В два часа пополуночи Наташильда командует:

      – Пора!

      В ту же секунду хляби небесные разверзаются, начинается вселенский дождь, молнии сверкают одна за другой, грохочет так, что уши закладывает, видимость пропадает. Лично мне становится ясно: небеса против нашей вылазки, и я начинаю надеяться, что поход отменяется, но Наташка, как обычно, все понимает по-своему:

      – Нам повезло, – ликует сестрица, – следы смоет.

      – А громом нас не поразит? – спрашиваю.

      – Я в шоке! Перестань трусить: грома бояться – в лес не ходить, – на ходу придумывает Наташка. Она вообще горазда на выдумку.

      Натягиваем резиновые сапоги, дождевики, Наташка бросает лопаты в тележку, и мы выдвигаемся. Тележка, конечно, достается мне, Наташка тащит лом. Не спрашиваю, зачем он ей понадобился, берегу силы, потому что тележка то и дело застревает на колдобинах, а вокруг гремит и сверкает.

      Я уже теряю счет времени, когда обнаруживаю, что мы находимся на центральной площади города.

      Наташка подводит меня к клумбе (или рабатке) слева от фонтана, складывает от умиления руки на груди и, перекрикивая шум дождевых потоков, сообщает:

      – Вот он, красавец.

      Я смотрю и отказываюсь глазам верить.

      Сквозь стену дождя проступают неясные контуры знакомого монумента.

      – Татусик, – с беспокойством спрашиваю я, – а ты ничего не путаешь? По-моему, это памятник жертвам фашизма.

      – Бестолочь, – шипит Татусик, – куда ты смотришь? Вон, внизу!

      Под разлапистой елью, между стелющейся туей и какой-то неизвестной растительностью возлежит валун… При вспышке молнии замечаю на нем серебряные цифры «г.1371». Тут я начинаю соображать: городская власть перехитрила падких до наживы горожан и после очередного похищения заменила булыжник валуном с полтонны весом. Чтобы такой умыкнуть, нужен погрузчик «komatsu».

      – Наташ, – теряюсь я, наблюдая, как о плоскую поверхность разбиваются мощные капли, – так это ж надгробный камень, это ж наша могильная плита. Чтоб его сдвинуть, кран подъемный нужен.

      – Не дрейфь, – командует сестра, – заходи с тыла.

      Извлекает из тележки лопаты, и мы начинаем подкапывать валун. Несколько минут мы его подкапываем, затем Наташка вгоняет лом под камень и наваливается всем весом на стержень. Наташка дважды повисает тушкой на ломе – рычажный механизм не поддается, камень остается в прежнем положении.

      – Ничего-ничего, – обещает валуну Наташка, – мы тебя не мытьем, так катаньем.

      В этот момент слышится шум мотора.

      Я кидаюсь за памятник, обо что-то спотыкаюсь и падаю.

      Путаясь в дождевике и чертыхаясь, гусиным шагом сдаю назад и вправо, и оказываюсь под прикрытием памятника, в компании с Наташкой.

      – Мама дорогая, – не разжимая рта, шепчу я. – Сейчас нас заметут за порчу клумбы!

      – Елки, тележка у фонтана осталась, – шепчет сестрица.

      Я только головой покачала: нашла, о чем беспокоиться.

      Гроза