Стёжки-дорожки. Алинда Ивлева

Она ободряюще посмотрела на него.

      – Тебе идет новая прическа. Ты стал мужественнее что – ли. И без этих ужасных клыков. Брр.

      – Надо было давно налысо, чтоб взрослее казаться, – голос его уже не хрустел, не ломался. Артём улыбнулся. Посмотрел на могилки матери, бабушки. – Мам, я прощаю тебя за папу. И спасибо тебе за Скара. Спи спокойно.

      – Ну. Скажи, давай, – тонкие пальчики названой сестры сжали сильней его ладонь.

      – Люблю тебя, мама! – слеза побежала по колючей щеке. – Пойдем. Хочу к тому солдату сходить, его в тот же день хоронили. Могила воина утопала в свежих цветах. Ребята постояли молча. Внутри все пекло и трепетало. Артём пригляделся к фото на надгробной плите. И оторопел. Он узнал того парня, которого тщетно пытался найти по просьбе умирающей матери. Нашёл. Прочел надпись на плите. «Любовь к тебе умрет со мной. Спи спокойно».

      – Пошли, Мир, Мартик поможет найти его сестру. А ты знаешь, что дядя Лёва помог. Я перевелся в вашу школу. В класс МЧС. Я решил потом поступать в Военно–Медицинскую Академию. Буду военным врачом.

      – Я рада. Что у меня такой брат. Жаль, что люблю тебя не как брата.

      – Это же здорово. Мы не родные, но роднее нет, – они шли уже по деревянному мосту через реку, виляющему словно змеиный хвост, Артём схватил в охапку девочку и закружил. Мост радостно подпрыгивал. Та задорно смеялась.

      А спустя месяц позвонили Артёму и Мире из Военкомата и попросили явиться. Дети ожидали прослушать лекцию. Но люди в погонах, имеющие большие военные чины, вручили в торжественной обстановке ребятам медали за спасение жизни. И медаль за отвагу на имя Лисенкова Федора Сергеевича. И последнее письмо для сына и дочери. Отцу восстановили воинское звание, и в конце речи Начвоенком сообщил, что смыл кровью уголовное прошлое. Оправдан посмертно. Умер героем. Спасая других.

      Стёжки – дорожки

      – Доброго вечерочка, – мужчина, будто то бы только соскочивший со ступеньки комбайна, чтоб сделать фото для передовицы местной газеты, вошёл в купе. Эдакий станичный трудяга из шолоховских книг: обветренное лицо с глубокими заломами на небритых щеках, вихрастый соломенный чуб с проседью на бритой голове, весь какой – то угловатый в старомодном пиджаке и широченных брюках, пропахший дорогой и чесноком. Их ни с кем не перепутать – деревенских.

      – Добрый вечер, – Альбина тут же придвинулась поближе к окну купе, не глядя на пассажира, сосредоточилась на огромной черной в блестках косметичке. Всё, что нужно она уже разглядела – не опасен.

      – Анатолий, будем знакомы! – мужчина средних лет протянул широкую, как лопатка сапера, ладонь для приветствия, плюхнувшись рядом с женщиной.

      – Ваше какой место?

      – Щас, поглядим, кажись, о… – он обшарил все карманы серого в нелепую полоску пиджака, нашёл билет.

      – Сорок четвертое моё.

      – Вот и отправляйтесь, Анатолий, на сорок четвертое, – мужчина среагировал на металл в голосе, тут же пересел напротив через столик, кинул зелёный рюкзак под нижнюю полку, затолкал ногой