Ветряки на зелёных холмах. Модест Казус

на самокате так, что в ушах засвистал ветер, Петя стремглав бросился следом, плача от радости. Тут его и сбил вынырнувший из-за поворота внезапный грузовик. И Петя умер.

      Смерть Пети меня страшно огорчила. И даже самокат бывшего Пети, который я приволок домой в память о погибшем друге, не утолил жгучую боль, не принёс душевного равновесия, столь желанного в столь трудную минуту.

      Подобно принцу из Гаутамы, я осознал, что в мире есть смерть. И что чужая смерть не всегда удачное решение проблем. Петин самокат я обменял на игровую приставку. Игровая приставка сожгла какую-то трубку в телевизоре, и с тех пор сюжеты новых мультфильмов я узнавал от Васи, у которого как раз обменял самокат на приставку.

      Вася был очень хитрым. Ничего не делал просто так. Вася во всём искал личную выгоду. Конченым человеком был этот Вася. За каждый Васин рассказ я отдавал марку из дедушкиной коллекции. Дедушка скоропостижно скончался задолго до моего рождения – и ему было всё равно. И с каждой отданной маркой я желал, чтобы Вася провалился пропадом. И Вася провалился. В канализационный люк. Отделался лёгкой хромотой на всю оставшуюся жизнь. Паршивцы живучи, как коты. Другое дело – Петя.

      Надеюсь, сейчас ты, Петя, в лучшем мире. Порхаешь ангелочком с альпийским рожком по облакам. И смотришь на меня, горемычного своего друга, единственного, кто помнит о тебе на этой грешной земле.

      Мы почти добрались до самой сути. Осталось чуть-чуть. Потерпите.

      В детстве я любил одну девочку. Звали эту девочку Таней. Я следил за ней каждое утро по дороге в школу. Таня не замечала меня, потому что я был неприметным сорванцом. Или потому, что я шёл сзади, а у Тани глаз на спине не было. Только ранец. Находите шутку глупой? Ваши проблемы.

      Я мечтал, чтобы Таню сбил автомобиль. Как Петю, но так, чтобы не насмерть. Чтобы она ещё могла двигаться и не потеряла дар речи. И тогда я взял бы Таню на руки и отнёс бы Таню в поликлинику к врачу Тарасюку.

      – Тарасюк! – крикнул бы я на всю поликлинику. – Ты давал клятву Гиппократу, и ты обязан вылечить девочку. Если с её головы упадёт хотя бы волос, несдобровать тебе, Тарасюк. Я прокляну тебя, Тарасюк, и ты провалишься в канализационный люк.

      Потом я заболел. Лежал, укутанный в одеяла, размышляя о превратностях любви. В комнату вошла мама с градусником и спросила, знаком ли я с Таней из соседнего дома. Оказалось, что Таню на днях сбил автомобиль, и какой-то мальчик отнёс её в поликлинику к доктору Тарасюку.

      Это было ударом ниже пояса. Это было пощёчиной жизни. Жестокой была ирония судьбы.

      Ни смерть друга, ни потеря дорогих сердцу дедушкиных марок не могли сравниться по масштабам с грянувшей катастрофой. Мир словно, встав на дыбу, перевернулся слонами к верху. Словно померкли звёзды. Словно Вася перестал хромать, а Петя вернулся с того света, чтобы поинтересоваться, где его самокат.

      А ещё в детстве у меня был пудель Тимка.

      – Купи собаку! – умолял я маму.

      – Собака –