Жуга. Осенний лис. Дмитрий Скирюк

ещё раз осмотрелся. Глаза его возбуждённо блестели. Он вскинул руки, сплёл пальцы в хитрый узел, нахмурил лоб.

      – Авохато! – вдруг воскликнул он. – Эванна-эвахор!

      Пол хаты вспыхнул, замерцал голубыми сполохами. Балаж вскрикнул испуганно, влез с ногами на лавку. Довбуш разинул рот, перекрестился дрожащей рукой.

      – Не двигайтесь! – крикнул Жуга, не расплетая пальцев. – Реслав, соль! Скорее!

      Теперь стало видно множество пятен на глинобитном полу, больших и малых, светящихся, как гнилушки в лесу. Реслав метнулся к столу, схватил берестяную солонку, глянул вопросительно. «Бросай!» – Жуга мотнул головой. Реслав швырнул солонку наземь. Мелкого помола соль взметнулась в воздух, растеклась тонким облачком, осела. Жуга разжал пальцы. Призрачное сияние погасло. Стало тихо, лишь под потолком зудели комары.

      – Свят, свят… – Довбуш перевёл дух, нащупал кружку, сделал несколько глотков.

      Балажа трясло.

      Жуга взял со стола свечу, осторожно ступая, обошёл хату, внимательно глядя в пол. Остановился, опустился на колени.

      – Вот они! – сдавленно воскликнул он. Свеча жёлтым светом озаряла его лицо и руки. – Идите сюда, только осторожно.

      Реслав, Довбуш и Балаж сгрудились у стены, где соль тонким слоем припорошила цепочку узких следов. Чьи-то ноги, обутые в мягкие востроносые башмаки, прошлись от входа к печке, затем дальше, к образам, и обратно к порогу. Реслав глянул в красный угол и похолодел: иконы были перевёрнуты.

      Все четверо переглянулись.

      – Кто это был? – спросил Реслав.

      Жуга покачал головой.

      – Не знаю, – угрюмо сказал он. – Наверное, человек: стригой[3] или Хозяин башмаков не носят. Кто и откуда, не ведаю. Следы свежие. Вишь, как соль густо легла…

      – Н-да…

      – Гм!

      – Жуга! – окликнул Довбуш. – Это он? Он Ганну уволок?

      Жуга кивнул, грустно посмотрел ему в глаза.

      – Мне жаль, Довбуш, – сказал он, – но я сейчас ничем не могу тебе помочь. Прости.

      Довбуш пошатнулся, опёрся о стол. Обвёл всех беспомощным взглядом серых глаз. Гулко сглотнул.

      – Но… она жива? – выдавил он.

      Жуга пожал плечами:

      – Кто знает!

      – Где она? Что с ней?! – подскочил к нему Балаж. – Говори!

      Жуга повёл плечом, стряхнул с плеча его руку.

      – Больно мало я знаю, Балаж, чтобы помочь… Может быть, это тот, кого и я… ищу.

      – Мара… – начал было Реслав, но перехватил испепеляющий взгляд Жуги и поспешно умолк.

      Довбуш поднял седую голову. По щекам его текли слёзы.

      – Что ж это? – прошептал он дрожащими губами. – Средь бела дня… – Он протянул широкую мозолистую ладонь, взял Жугу за рукав. Рыжий не пошевелился. – Жуга… Реслав… Хлопцы, помогите! Я старый дурак, но я многое повидал, я знаю, вы можете… Денег не пожалею, всё отдам! Помогите! Возверните её, хлопцы… хлопцы…

      Он спрятал лицо в ладонях.

      Реслав стоял, глядя то на Жугу, то на Довбуша. Перед ними сидел старый, убитый горем вдовец, у которого только и была отрада,

3

Стригой – в Прикарпатье – домовой. Хозяином же именовали иногда медведя, иногда – лешего (молд.).