Прощай, Олимп!. Максим Светлорусов

что там? – Андрей еще несколько раз ткнул в кнопку.

      – Да не работает он с утра. Привет! Здравствуйте, Виктор Иванович! – один из институтских сотрудников, проходя мимо, ввел их в курс дела. – Утром несколько человек между третьим и четвертым повисли, так что лучше не рисковать.

      – Ясно, спасибо! Ну, размяться тоже хорошо, – ответил профессор, жестом показав Андрею на лестницу.

      Они начали пеший подъем. Первым шел аспирант, а в нескольких ступеньках позади – профессор, украдкой наблюдавший за ним и опять машинально отдернувший руку от поручня. Он снова вспомнил старый корпус с его деревянными перилами, вспомнил былое время, когда и сам был еще совсем юн.

      «Эх, юность – золотое времечко. Трава явно была зеленее, а деревья – выше», – с улыбкой подумал Виктор Иванович. Он вспомнил студенческие годы, мечты и ожидания, трудности и преграды, что сплошным вихрем образов вдруг хлынули теперь из глубин памяти.

      Учился студент Громов более чем прилично и уже на диплом вышел с наработанным багажом хорошего отношения к себе со стороны кафедры. После сдачи итоговых экзаменов предстояла только защита дипломной работы, и это виделось ему чистой формальностью. Отличная оценка была уже в кармане, оставалось лишь соблюсти ритуал: сделать доклад и ответить на вопросы. Волноваться не стоило, и он спокойно дождался своей очереди, развесил плакаты с материалами и вышел к трибуне. Вот тут-то и пришло маленькое открытие, зачем на самом деле на трибуне нужен графин с водой: горло его мгновенно пересохло, и он, несмотря на блестящую подготовку и предрешенный исход, не мог произнести ни слова, пока не сделал вымученный сухой глоток.

      Вот и теперь, приближаясь уже к третьему этажу, Громов попал в аналогичное положение. Только тогда все было понятно и, в известном смысле, определено заранее, а сегодня ничего не понятно, и исход неясен. Аспирант понял это молчание как желание наставника подумать и не развивал беседу. На кафедре их пути разошлись: Андрей отправился в лабораторию, а профессор – к своему кабинету.

      Уже подойдя к двери, Виктор Иванович на слух определил некоторое оживление, царившее, по всей видимости, в так называемой «курилке». За углом основного коридора был еще один небольшой коридорчик с окном, называемый в народе «аппендиксом», потому что никуда не вел и служил удобным местом для регулярных массовых перекуров, с коими боролись столь же давно, сколько существует наша Вселенная (правда, боролись безуспешно). Профессор, возглавив кафедру, фактически пустил это дело на управляемый самотек, давно подозревая бесперспективность оголтелого противостояния маленьким людским радостям, не без иронии отмечая, что вполне возможно, и Большой взрыв является как раз следствием брошенного в одном из предвечных «аппендиксов» окурка. Сюда не зарастала народная тропа, и даже те, кто не был пристрастен к пагубной привычке дымопускания, нередко посещали данное место исключительно ради поддержания компании. А поддержать порой было что: самые новейшие и достовернейшие сведения выносились