Последний классик. Том второй. Рим Юсупов

в старом мире правит ложь.

      Но гордый Бунин не посмеет

      Свой род изменой очернить.

      А Горький, кто? Он из плебеев,

      Хотя он нынче знаменит.

      Так думал Бунин, но открыто

      О том в те дни не заявлял.

      Всё то, что было не забыто.

      Но мир явлений новых ждал.

      67

      По улицам плыл дым угарный

      И от него снег чёрным был.

      В тех днях восстания, недаром,

      Он револьвер себе купил.

      Кто знает – может пригодиться,

      Себя ведь нужно защищать,

      От кровожадных проходимцев,

      Готовых в каждого стрелять.

      Когда восставших усмирили,

      Их главарей арестовав,

      Движенью улицы открыли,

      Все баррикады разобрав.

      И люд московский, оживая,

      Сейчас же, начал торговать.

      Помчались первые трамваи,

      Газеты стали выпускать.

      Но, видел Бунин – изменился

      Народ, каким-то мрачным стал.

      Поэт людей угрюмых, мысли,

      Как будто по губам читал.

      68

      Хотя и было предписанье

      Властей – оружие всем сдать,

      Он револьвер себе оставил.

      Не трудно Бунина понять.

      Возможно, снова повторится

      В Москве нелепый, страшный бунт.

      Написано на многих лицах,

      Что за свободу все умрут.

      Какая им нужна свобода?

      Да и вообще, что нужно им?

      В толпе московского народа,

      Казался Бунин, не чужим.

      Одет, как все, возможно чище.

      И вовсе даже, не богат,

      Хотя, конечно же, не нищий,

      Тому, что есть, пока, что рад.

      Да, нынче, стало больше денег —

      Печатают и там, и тут.

      Но он и сам, ведь не бездельник —

      Зря гонорары не дают.

      69

      Москва его не устрашила,

      Но удивила, обожгла

      Своей стихийной, страшной силой,

      Своей ужасной мощью зла.

      Теперь он более серьёзно

      Воспринимал её порыв.

      Таил народ её угрозу,

      Невидимый для многих, взрыв.

      Желая страшной перемены

      Для родины, для всех людей.

      Казалось Бунину изменой

      Менять былой порядок дней.

      И все традиции разрушив,

      Отчизну в хаос погрузить.

      В Москве поэту стало душно

      И даже больно стало жить.

      Решил он, в край родной вернуться

      К любимой матери, к отцу

      И возродив святые чувства,

      Припасть к знакомому крыльцу.

      70

      Он жил в Васильевском, в деревне.

      Уж, приближался Новый год.

      Не зря поехал он в Ефремов,

      Где Отто Карлович живёт.

      Там собралось гостей немало,

      Чтоб вместе встретить Новый год.

      Друг другу радости желали

      Они, встречая праздник тот.

      Встречая новый год, не знали

      Они, что им он принесёт.

      Шутили, пели, танцевали,

      Сплетаясь в дружный хоровод.

      Так