«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории. Генри Каттнер

к миниатюрной динамо-машине. Или к ее эквиваленту?

      «Вряд ли это динамо-машина, – размышлял Гэллегер. – Они вроде огромные. Или не обязательно? Эх, жаль, не получил я технического образования. Как же мне разобраться с этой штуковиной?»

      Сплошные загадки. Взять хотя бы этот квадратный серый металлический шкафчик. Гэллегер ненадолго отвлекся на попытку измерить его объем в кубических футах. Получилось четыреста восемьдесят шесть, и это был явно неверный ответ, поскольку шкафчик имел размеры восемнадцать на восемнадцать на восемнадцать дюймов.

      Шкафчик был заперт; Гэллегер решил заняться им позже. Он продолжил исследования. Сколько же тут узлов, непонятно как работающих… А на противоположном торце машины – колесико диаметром дюйма четыре, с узким желобом на ободе.

      – Конечный продукт, конечный продукт… Что же ты за конечный продукт? Эй, Нарцисс!

      – Меня зовут не Нарцисс, – обиженно отозвался робот.

      – Что ты самый настоящий нарцисс, понятно с первого взгляда, а как тебя зовут, я и не помню, – прорычал Гэллегер. – И вообще, машинам имена без надобности. Подойди-ка.

      – Чем могу служить? – спросил робот, приблизившись.

      – Что это такое?

      – Машина, – ответил робот. – И безусловно, ей далеко до моей красоты.

      – Надеюсь, пользы от нее будет побольше, чем от тебя. Что она умеет?

      – Есть землю.

      – Ух ты! Вот и объяснение ямы на заднем дворе.

      – Тут нет заднего двора.

      – Есть.

      – Задний двор, – продекламировал робот в сумбурной манере Томаса Вулфа, – это не только задний двор, но и отрицание заднего двора. Это встреча в пространстве заднего двора и не заднего двора. Задний двор – локальная, ограниченная земля. Это явление, обусловленное своим собственным отрицанием.

      – Сам-то хоть понял, что наплел? – сурово спросил Гэллегер, которому не терпелось разобраться в ситуации.

      – Да.

      – Ну-ну. Ладно, не будем про задний двор. Я хочу знать, для чего построил эту машину.

      – Почему ты меня об этом спрашиваешь? Я пару дней… да какое там, я целую неделю выключен.

      – Ах да, помню. В то утро ты позировал перед зеркалом и не давал мне побриться.

      – Это вопрос художественной целостности. Грани моего функционального лица куда гармоничней и драматичней, чем у твоей физиономии.

      – Вот что, Нарцисс, – процедил Гэллегер, с трудом держа себя в руках, – я пытаюсь кое-что выяснить. Или этот факт отскакивает от граней твоего чертова мозга, как горох от стенки?

      – Разумеется, я не могу тебе помочь, – холодно ответил Нарцисс. – Ты меня снова включил сегодня утром и забылся пьяным сном. Машина была уже достроена, но не действовала. Я прибрался в доме и любезно принес тебе пива, когда ты проснулся и стал, по своему обыкновению, жаловаться на похмелье.

      – Ну а раз так, любезно принеси мне еще пива и заткнись.

      – А как быть с полицейским?

      – Ох… Я про него забыл. Пожалуй, надо с ним поговорить.

      Нарцисс