Эта жестокая грация. Эмили Тьед

и Алесса, восхищенная девушкой, которая всего за один короткий день осветила Цитадель своей харизмой и удивительным чувством юмора. Алесса даже не успела осознать, хочет ли саму Илси или стать ею, как та скончалась.

      Последовала зову сердца. И Эмир умер.

      Затем прислушалась к доводам разума. И умерла Илси.

      Поэтому она послала все правила к чертям собачьим и выбрала полную их противоположность.

      Бедняга Хьюго.

      Но попытаться стоило.

      С тем же успехом она могла записать имена, бросить бумажки в корзинку и попросить Богиню навести ее руку. Или прочитать дюжину исторических писаний, отыскивая подсказки, которых не существовало. Возможно, стоило перемешать их имена, вдруг получилось бы сложить из букв что-нибудь забавное.

      Вот бы у нее получалось заглушать мысли с той же легкостью, с какой люди задувают свечи. Семья даже ласково шутила над ее постоянно работающим мозгом, однако сложно смеяться, когда ее собственные мысли отказываются взять перерыв, чтобы она наконец-то перевела дух.

      Алесса слышала о людях, неспособных уснуть из-за непрекращающегося покалывания в ногах, но беспокойство, что мучило ее из ночи в ночь, забиралось куда глубже, минуя мышцы. Оно походило на зудящую потребность: как если бы ее кожа сморщилась во время стирки и ничто не помогало бы ей вернуть прежний вид.

      При свете дня ей удавалось занимать себя и игнорировать свое состояние. С наступлением же ночи, безмолвной и неподвижной, надоедливый зуд возвращался.

      Движение оказывало целительный эффект, а потому вечерами она расхаживала вперед-назад. И даже когда ее не охватывала тревога – что случалось довольно-таки редко, – она семенила по комнате часами напролет. Вот только она целый вечер провела на ногах, ведя светские беседы, если так можно было назвать неуклюжие попытки поддерживать разговор. Алесса решила закрыть глаза и мысленно отправиться на песчаный пляж. Где горячий песок струится между пальцами, а она тем временем ждет кое-кого особенного. Он должен вернуться на берег с уловом к ужину. За подскакивающей на небольших волнах гребной шлюпкой солнце светит настолько ослепительно, что невозможно разглядеть черты лица рыбака, но воображаемая Алесса знала, кто к ней плывет, и оттого ее сердце наполнилось чувством…

      Начала опускаться тьма, но Алесса не успела в нее погрузиться, внезапно вынырнув в реальность.

      Она не могла дышать.

      Резко распахнула глаза.

      Но ничего не видела.

      Что-то – кто-то – прижало ее к кровати, поймало в ловушку, надавило на трахею. Размахивая руками, она пыталась освободиться. Ногтями царапала кожаные одежды. На ее шее сомкнулись руки, облаченные в кожу.

      Ей не хватало сил.

      Алесса из последних сил цеплялась пальцами за нападавшего, ощупывала грубую ткань, твердую грудь, широкие руки, заметив полоску неприкрытой кожи между воротником и подобием маски.

      Хватка мужчины дрогнула. Он резко втянул воздух и отстранился на расстояние вытянутых рук, чтобы его уязвимое место оказалось