Конец лета. Пустой дом. Снег в апреле. Розамунда Пилчер

в гостиной. Он положил два чемодана на пол посредине комнаты, бросил свою кепку с длинным козырьком на стул и выгрузил из кармана на стол пачку помятых писем и стопку каких-то бумаг. В комнате, которую я только что убрала и привела в порядок, в одно мгновение воцарился сущий хаос. Мой отец мог произвести такую перемену в любом помещении; ему стоило только войти – и порядка как не бывало. Теперь он шагнул к окну, высунулся в него, полюбовался видом и шумно вдохнул морской воздух. Через его массивное плечо я видела далекую фигуру Линды, которая резвилась с пуделем у кромки воды. Расти, все еще дуясь, понуро сидел на подоконнике и даже не стучал хвостом.

      Отец повернулся и, запустив руку в карман рубашки, вытащил сигареты. Он казался довольным собой.

      – Ну, – сказал он, – ты не хочешь спросить меня, как все прошло? – Он прикурил сигарету, затем поднял глаза и, нахмурившись, выбросил зажженную спичку в окно. – Что ты стоишь и держишь эту собачью корзинку? Поставь ее куда-нибудь.

      Я не послушалась его. Вместо этого спросила:

      – Что происходит?

      – Что ты имеешь в виду?

      Я поняла, что все эти его сердечность, веселость и видимая беспечность были просто частью большого блефа.

      – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я говорю о Линде.

      – А что Линда? Она тебе нравится, разве нет?

      – Конечно, нравится, но речь не об этом. Что она здесь делает?

      – Я попросил ее поехать со мной.

      – О господи! Со всей этой кучей барахла? И как долго она здесь пробудет?

      – Ну… – отец сделал неопределенный жест. – Столько, сколько захочет.

      – У нее разве нет работы?

      – О, она ее бросила. – Отец походкой хищника отправился на кухню за банкой пива. Я услышала, как открылась и снова захлопнулась дверца холодильника. – Она начала уставать от Лос-Анджелеса так же, как и я когда-то. Поэтому я подумал: а почему бы и нет? – Он снова появился в двери кухни с открытой банкой пива в руке. – Я едва успел озвучить ей свое предложение, как она сразу же нашла желающих арендовать ее дом вместе с горничной, собрала вещи и приготовилась к отъезду. – Отец опять нахмурился. – Джейн, что ты вцепилась в эту собачью корзинку? Она тебе так полюбилась?

      Продолжая игнорировать его вопросы, я глухо повторила:

      – Так сколько она здесь пробудет?

      – Ну, столько же, сколько и мы. Я не знаю. До весны, возможно.

      – Но тут нет места, – сказала я.

      – Конечно же есть. И чей это вообще дом?

      Отец опорожнил банку с пивом, ловко метнул ее в мусорную корзину через всю кухню и вышел на улицу за следующей партией багажа. На этот раз он отнес чемоданы в свою спальню. Я положила корзинку Митци и последовала за ним. С кроватью, чемоданами и нами двумя в комнате совсем не оставалось места.

      – Где она будет спать? – спросила я.

      – А ты как думаешь? – Отец сел на гигантскую монструозную постель, и пружины жалобно скрипнули. – Прямо здесь.

      Я не знала, что сказать. Я просто смотрела