Ловец бабочек. Мотыльки. Карина Демина

поправиться.

      Нет, она давно уже не танцорка, но страх остался, и пятки костяные, и пальцы некрасивые, будто сросшиеся. Их она даже мадам стеснялась показывать. Но может, сыщется у нее особое средство, которое вернет былые мягкость и нежность?

      – Белялинский сперва был мелким купцом, и Ганна долго думала, принимать предложение или нет. Наверное, надеялась кого получше подцепить, но потом у него дела пошли, она и выскочила. Тетка моя обмолвилась как-то, что ей только деньги и нужны, что их она любит.

      И Ольгерда отчасти понимала эту любовь.

      Деньги…

      Злотни, сребни, медни… они не отвернутся от тебя лишь потому, что в волосах появилась седина, а на лице – морщины. Они не скажут, что за прошедший год ты подурнела. И что актерского таланту в тебе с капля, что надобно подвинутся, уступая сцену молодым…

      – А вот знаешь, что странно? – Ольгерда потрогала пальцами щеки, убеждаясь, что за прошедшие пару часов они не поплыли.

      – Что?

      – Они встречались. Тетка и Белялинска… уже потом, когда я была… то есть, когда в доме появилась… дружбы не было, а они встречались. И не тетка ходила к Белялинским, а наоборот.

      Ольгерда закрыла глаза, вспоминая

      …ей тринадцать.

      …поганый возраст. Тонкая. Голенастая. И тетка постоянно кривится, мол, в кого пошла, ведь матушка у Ольгерды красавицей была, а эта…

      …ни в мать, ни в отца, точно в заезжего…

      …братец не упускает случая, чтобы за задницу ущипнуть. А зеркало, единственное, в которое Ольгерде дозволено глядеться – нечего самолюбие тешить – отражает уродство сплошное. Это уже потом Ольгерда узнает, что зеркала бывают разными.

      Ей хотелось плакать.

      Тогда еще она умела плакать, скажем, по мамке, которая была доброй, а тетка ее обзывает. И за косу Ольгерду тянет, для порядку и чтобы из нее всякую потаскушью дурь выбить. Не важно. Главное, что сидела она в чулане и тихо-тихо.

      Плакала себе.

      Обещала, что вырастет и тогда…

      …скрипнула дверь. Она у тетки на редкость поганого свойства была. Почти как зеркало. Сколько ни выравнивай, чем ни смазывай петли, а не успокоится. Ноет и ноет, предупреждая о гостях.

      …гостье.

      Ольгерда высунула-таки нос – все ж к тетке редко кто заглядывал.

      Дама.

      В платье бархатном.

      В пальто-далмане с меховою оторочкой. И не какая-то кошка драная, которую себе тетка вместо воротника справила и тем гордилась, нет, дама гордо несла чернобурку. Пальто с рукавом в три четверти, чтоб видны были высокие перчатки, украшенные теми самыми полосками темного меха. Шляпка высокая.

      Перо синее покачивается, изгибается причудливо, почти касаясь фарфорового личика.

      Волосы у дамы темные.

      А кожа белая.

      И вся она такая… дух захватило.

      – Девочка, ты кто? – дух захватило, похоже, настолько, что Ольгерда всяческую осторожность утратила.

      – Ольгерда…

      – Ах, какое имя… – женщина повторила его,