В вихре времени. Светлана Викторовна Ильина

Это был невысокий, довольно плотный господин без особенных отличительных черт, кроме длинных рыжих усов, которые, по всей видимости, он очень ценил и всё время их пощипывал. Николаю они не нравились, потому что напоминали тараканьи, и он старался пореже смотреть ему в лицо.

      – И как же моя жизнь изменится, Иван Александрович? – неприязненно спросил Николай.

      – Будете, как и все мы, думать, как угодить жене…

      – А может, жена будет думать, как мне угодить?

      – Наивный взгляд, Николай Константинович, вы отстали от жизни.

      – Хотите анекдот, господа, – оживился Митрофанов, – встречаются два приятеля. Один женат меньше года, а второй уже двадцать лет. Молодой жалуется, что жена зовёт в оперу, когда он уставший приходит домой. "Разве я не могу спокойно отдохнуть дома после работы? Женщина может понять такую простую вещь?" – вопрошает он. Опытный приятель смотрит на него и мрачно уточняет: "И какой был спектакль?" Ха-ха-ха!

      С лёгким скрипом открылась дверь, и в учительскую на маленьких ножках словно вплыл отец Тимофей.

      – А-а! Батюшка! – оживился Языков, будто давно поджидал отца Тимофея, – вы не будете против, если мы повесим фотографию Льва Николаевича Толстого в учительской?

      – Почему же я должен быть против? Господь с вами, Иван Александрович! – замахал руками священник.

      – Ну, как же, как же, он же отлучён от церкви, "богохульник" по-вашему…

      – Да я лично с ним был знаком, чего же неприятного. Каждый волен выбрать себе объект поклонения… – батюшка взял в руки фотографию, помещённую в рамочку.

      – Вы хотите сказать "кумира"? – уточнил Языков.

      – Можно и так сказать, Иван Александрович.

      – А чем плохо покланяться Толстому? – Митрофанов забрал фотографическую карточку и стал примерять на стену, где забивать гвоздь.

      – Слепое поклонение, Алексей Викентьевич, опускает человека ниже его достоинства.

      – Даже Богу? – удивился Языков.

      – Даже Богу. Господь нам рассказал всё, что мы можем вместить, чтобы наше поклонение Ему было разумным и свободным, как у сыновей, а не у рабов. Без глубокого размышления над Божиим Промыслом и своей жизнью вера человека подобна зерну, упавшему на каменистую почву – оно не прорастёт, потому что не имеет корней.

      – Ах, отец Тимофей, не начинайте, – устало сказал Языков, – мы в своё время закончили Закон Божий и прекрасно помним эти притчи.

      – Ну и славно, дети мои, славно…

      Отец Тимофей лёгким жестом благословил всех присутствующих и убежал по своим делам.

      Николай тоже поспешил домой. Он пересаживался с трамвая на трамвай, чтобы не трястись в пролётке по грязным лужам. Вода из-под колёс окатывала не только бедных прохожих, но и седока. Вот и Николай жалел хорошее пальто и дорогой костюм, а потому решил не рисковать и запрыгнул в электричку.

      Солнце уже вознамерилось отправиться спать, желая и москвичам того же, но у Николая были планы на вечер – закончить разбирать первое письмо