Школьная любовь (сборник). Ирина Щеглова

смутилась и отошла к стене:

      – Нет, что ты.

      – Что у него за жена! – продолжала тем временем Петренко. – Такому мужику рубашки погладить не может!

      И тут уж я не выдержала, снова вылезла из-за вешалки:

      – Какое ваше дело? Только и знаете в грязном белье ковыряться!

      – Да, и постирать рубашки тоже не мешало бы, – невозмутимо кивнула Олеська.

      – Да что вы вообще понимаете, – отмахнулась я.

      – Ой, конечно, ты-то про своего любимого историка все понимаешь!

      – Я его как человека и личность уважаю, – твердо сказала я. – Не то что вы…

      – Да конечно, рассказывай!

      Короче, мало мне было вчерашнего скандала, так сегодня в новый ввязалась. Ну что я за человек такой, а?

      А когда мы с Иркой снова драили коридор, на этот раз заключительно – после уроков, – я снова встретилась с Лешкой.

      – Ты чего опять так поздно? – осведомилась я, орудуя шваброй.

      – Давай домывай быстрей, по дороге расскажу, – заговорщицки оглянулся он.

      – Умный какой – домывай! Хочешь быстрее, помогай.

      – Ну давай швабру, – на удивление быстро согласился он.

      – А швабры у нас лишней нету, – развела руками я.

      – А может, ну его? – выдвинул рациональное предложение Леха. – И так чисто!

      – Ирка, слышишь? – с сомнением оглянулась я.

      – И так, – без промедления согласилась подруга.

      Оглядевшись и не заметив поблизости никаких заинтересованных лиц, мы досрочно свернули поломоечную деятельность и, не привлекая внимания, тихо разошлись по домам.

      – Ну колись, – сказала я по дороге. – Чего опять натворили?

      – Ты только никому, – дежурно предупредил Леха.

      – Обижаешь!

      – Короче, приходим мы сегодня, смотрим – лужи нет, а стулья стоят на своих местах. Миха предположил, что Елена до сих пор сидит в классе, не зная, что вода высохла, и питается цветами из горшков и мелом, но ее там почему-то не оказалось. А вскоре появилась бригада сварщиков! – торжествующе объявил он.

      – И что? – не разделила его восторга я.

      – Да ты что! – возмутился Леха. – Сварщики – это же выдающиеся люди! Температура сварки две тысячи градусов, поэтому они рано уходят на пенсию. На руках сохнет кожа, устают глаза, так что сварщики – люди нервные и раздражительные. Поэтому они все время матерятся.

      – Что? – возмутилась я.

      – Мы сами слышали, в столовой. Они варили во время уроков, чтобы никто не видел, и мы смогли как следует рассмотреть их только в столовой. Они сидели в грязных спецовках и матерились.

      – А я ничего такого не видела, – удивилась я.

      – Просто наши столы рядом стояли. Ну так вот. Миха Бондаренко увидел провода, сказал, что они хотят взорвать школу, и решил им помешать. На следующей перемене мы спрятались за угол аппендикса и увидели, как невеселые сварщики тащатся с двадцатикилограммовым мотком провода, разматывая его на ходу. Мишка подождал, когда они отойдут подальше, наступил на провод, а потом потянул на себя. Скоро из-за угла показался сварщик.