Научите меня стрелять. Анна Яковлевна Яковлева

привидение,– это я, Павел. Не пугайся. Степка опять забрался к тебе, я хочу его отвадить раз и навсегда.

      – А как ты хочешь его отвадить?

      Пашка крался к углу моего дома и не отвечал. Из одежды на нем были трусы, майки и шлепанцы, в руках что-то блестело.

      – Паш, что это у тебя? – насторожилась я.

      – Т-с-с-с. Табельное оружие, что ж еще.

      – Ты что, стрелять собрался в кота?

      – А что еще остается делать, если эта скотина с девушкой моей мечты мне отношения портит.

      – Не знаю, о какой тут девушке речь идет, только в кота я тебе стрелять не позволю. Псих.

      Я зашла за дом и потрясла шваброй грушу, на которой сидел Степан. Мимо нас с Павлом промчались три огромных зверя, я ахнула и припустила к веранде. Павел с пистолетом в руках вошел следом за мной.

      – Иди домой, Егоров, – строго велела я соседу.

      Пашка сунул пистолет под резинку семейных трусов и решительно направился ко мне. Швабра все еще была у меня в руке, и я замахнулась ею на Егорова. Он почему-то совершенно не испугался, взялся за швабру, дернул ее на себя, и когда я налетела на него, обнял меня свободной рукой. В груди у меня стало горячо, глаза закрылись. «Светка говорит, чтобы я себя не экономила», – вспомнила я совет эксперта и ответила на Пашкин поцелуй. Последнее, что я запомнила, это был звук упавшей швабры.

      Очнулась я от вопля Степана, он привычно голосил под моим окном. Я-то уже привыкла, а Пашка сел на кровати и потянулся за пистолетом.

      – Не смей, – предупредила я Егорова, – мы ему памятник должны поставить, а ты за оружие хватаешься.

      Пашка улыбнулся и нырнул под одеяло. Я фыркнула. Степан продолжал орать.

      – Ну и ну, – фыркнул Егоров, – может, он жрать хочет?

      – А он что, мышей не ловит?

      – Да фиг его знает, по-моему, перебивается случайными подачками.

      – Весь в хозяина.

      Егоров вынырнул на поверхность, лег на спину, согнул руки в кистях, мяукнул и попросил:

      – Почеши мне пузо.

      – Паш, тебе сколько лет?

      – Двадцать девять.

      – А мне знаешь, сколько?

      Пашка перевернулся на бок, подставив под голову ладонь:

      Луна светила ровным светом, глаза у Пашки хитро блестели:

      – Конечно, знаю. Мы с тобой в одной школе учились, я в первом классе, а ты в седьмом. Стало быть, тебе сейчас,– он сделал вид, что задумался, прикидывая мой возраст,– тридцать пять или тридцать шесть. Но ты совсем не изменилась. Я все ждал, когда ты постареешь, и я перестану сходить по тебе с ума.

      – А ты сходил?

      – А то ты не видела.

      – Я не видела.

      – Да, конечно, она не видела. Еще и дразнила меня.

      – Я?!

      – Ты, ты. Помню, после десятого класса ты на каникулах тут торчала, а я с чердака смотрел, как ты в летнем душе моешься. Мне с чердака видна была только твоя обалденная грудь, я высунулся, чтобы пониже талии тебя разглядеть, не удержался и выпал в крапиву.

      – Точно, помню что-то такое, потом баба Вера гоняла тебя вокруг дома этой самой крапивой,