Частный детектив Илья Муров. Владимир Владимирович Хачатуров

доктора им уши затыкать запрещают. И никаких газет не пропускают. Заворачивайте, говорят, ваших курей с котлетками в цылуфаны, а не в периодику. Дескать, желудки у черепно-мозговых крепкие, а головенки слабые…

      – Значит, решено: через радио. Оперативность стоит риска, тем более минимального, – подытожил Елпидов. – Как с этими буераками связаться вы в курсе, Юленька?

      – В ку… – пролепетала племянница, показываясь в проеме и отчаянно румянясь от смущения и удовольствия, поскольку никак не могла привыкнуть к церемонному «вы», с которым к ней, как к взрослой, стал обращаться с недавних пор подполковник. А именно, с поры ее шестнадцатилетия…

      – Вот и славно. Не мешкая, связывайтесь. Только ради Бога, обойдитесь без этих ваших жаргонизмов вроде «развлекуха», «тягомотина» и прочее. Объявление должно быть кратким, четким, доскональным и информативным. Вопросы?

      – Это что же получается? – охотно задалась вопросом тетка нашего героя. – Это ж весь город сюда набежит, весь двор вытопчут, грязи нанесут…

      – Исключено! Обмен будет производиться через входную калитку. Во двор будут пропускаться только известные своей интеллигентностью и чистоплюйством граждане…

      – То есть никто, – тяжко вздохнув, скорбно подытожил Семиржанский. – Придется, значит, самим туда-сюда с книгами бегать…

      – Кидайте их в окошко, – нашла выход Марья Федоровна. – А я пока пойду ямку быстренько выкопаю.

      – Зачем ямку? – почуял недоброе учитель. – Ямка им без надобности. Достаточно газеток постелить… Да и кидать их нельзя, переплеты повредятся, кто их тогда на обмен возьмет…

      – Жалко? Тогда таскай на своем горбу…

      Однако горб Семиржанского (которого у него, впрочем, и не было) не понадобился: армейская смекалка Елпидова выручила. Впавшие в немилость книги решено было спускать по наклонной доске, прислоненной снаружи дома к растворенному окну в комнате Ильи Алексеевича.

      Книги облегченно вздохнули: судя по всему, аутодафе отменялось. Затем вновь впали в тревогу и смятение, ибо кто знает, кому они в результате неотвратимого, как фатум, обмена достанутся, и как с ними будет обращаться новый хозяин. Ограничиться ли он ехидными заметками на полях, вызванными не столько их содержанием, сколько избытком желчи и самомнения в читателе, или же, отдавая дань своей неряшливой привычке читать за едой, покроет их страницы следами чревоугодия: брызгами щей, каплями сметаны и жирными отпечатками пальцев, тесно общавшихся с жареной курицей… Подавляющая часть библиотеки была уверена, что ничего хорошего их не ждет, ибо никто не будет к ним так внимателен и так бережен с ними, как их нынешний, то есть прежний хозяин. И лишь небольшая группа, сплошь состоящая из отщепенок, относящих себя к классической литературе, приветствовала перемену своей участи, так как надеялась, что хуже того пренебрежения, в коем они с некоторых пор оказались, нет и быть не может. И их можно было понять. Действительно, каково быть книгой, чье содержание вроде бы всем