Частный детектив Илья Муров. Владимир Владимирович Хачатуров

поднять и водворить злого гения Нью-Йорка на прежнее место.

      – Отставить! – скомандовал Елпидов и, опередив учителя, подхватил книгу и передал через окно Марье Федоровне.

      – В ямку? – сообразила тетка нашего отставника.

      – В нее, – лаконично кивнул подполковник.

      – Как! – задыхаясь от возмущения, вскричал учитель. – И вы, подполковник, туда же: в средневековье, в невежество, в аутодафе…

      – Аутодафе – всего лишь акт веры, – назидательно изрек Елпидов. – В данном конкретном случае следует говорить скорее об акте недоверия. Глубоко убежден, что не сжечь этого основоположника вандайщины, и значит впасть в упомянутые вами невежество и средневековье…

      – Вандайщины? – удивленным эхом отозвался Семиржанский.

      – Именно! Вандайщина – это псевдодетективные романы, отличающиеся самой вызывающей неубедительностью преступлений, манерной глупостью расследований и жеманной надуманностью персонажей. Они не просто пошлы, они идейно пошлы, поскольку считают себя ортодоксальными. Подумать только, и этот горе-автор (горе – потому что делает из своих читателей сущих горемык) еще и посмел разразиться скудоумнейшими «Двадцатью правилами для пишущих детективы»! Беспримерная наглость, на которую способный только безнадежные бездари; гению такого и в голову бы не пришло…

      Тут подполковник, прервав свое негодование, весело заржал, чем привел учителя в еще большее смятение: стул под ним покачнулся.

      – Эти двадцать правил от Ван Дайка напоминают мне роддом имени Крупской в одной из наших бывших южных столиц, где мне довелось проходить службу…

      – Роддом имени Крупской? – пробормотал учитель, пытаясь обрести равновесие.

      – Ну да, роддом имени Крупской, женский монастырь имени Екатерины Второй, глазная больница имени Кутузова, – продолжал веселиться Елпидов.

      – Тогда уж лучше – Гомера, – молвил учитель.

      – Что – Гомера? – не понял подполковник.

      – Глазная больница имени Гомера, – буркнул Семиржанский.

      – Или школа частных детективов имения Фило Ванса, – съязвил на всякий случай Елпидов.

      – Почему бы и нет, – пожал плечами учитель.

      – Да потому, Аркадий Иваныч, что он не сыщик, а лжесыщик! Гнусный любитель лезть в чужие дела, которых заклеймил в своей прославленной статье об упадке детектива знаменитый Сомерсет Моэм. Он манерен, жеманен и склонен бросаться словами, приличествующими скорее старым клушам, чем мужам, подвизающимся в сыскном деле. Не хочу показаться вам голословным… – Елпидов обернулся к окну, явно намереваясь попросить «Злого гения» у Марьи Федоровны обратно, – найти и процитировать из него нечто столь убедительное, чтобы даже такому мягкотелому гуманисту, как Семиржанский, стало ясно: не всякий детективный роман достоин обмена, некоторые из них достойны костра. Но Марьи Федоровны давно и след простыл. Не такая она была дура, стоять и дожидаться после приказания «в ямку» его возможной