Желанный царь. Лидия Чарская

станешь! Нет изменников среди холопей Феодоровых… Все до единого за боярина своего Феодора Никитича помрут, никакими посулами их не купишь. А у Александра Никитича нашелся такой холоп. За мошну червонцев Бартеньев Второй господина своего, боярина, продал. Ах, только довелось бы ему до конца довести, только бы корешки заветные в подвал занести и бросить, чтобы никто из челяди не приметил, да и перстень боярский вернуть! А коли одного брата уличат в измене, других и подавно легче под розыск подвести! – с новым приступом злобной ненависти произнес боярин и опять, как лютый зверь, заметался по горнице, строя в мыслях новые козни и обдумывая подробно все новые и новые темные дела.

      VII

      Майский день выдался теплый и ясный на славу. С самого раннего утра бояре Феодор и Михаил Никитичи с князем Борисом Ивановичем Черкасским, мужем Марфы Никитичны, да с братьями князями Иваном и Василием Сицкими, во главе целой дружины кречетников, конюхов и стремянных отправились на ловы, пользуясь дивным праздничным днем.

      На Романовском подворье остались только женщины. Веселая Настя целое утро ластилась к Ксении Ивановне, прося отпустить ее да Таню с Мишей с мамушкой и сенными девушками в ближние рощицы на Москву-реку, собирать первые весенние ландыши.

      – Вели, матушка-сестрица, каптану запрячь да вершников отрядить дворецкому, и мы хошь погуляем маленечко, хошь духом весенним надышимся, хошь попоем песни на воле.

      Колыбель Михаила Федоровича Романова. Картина Н. Степанова

      А Таня и Миша, прыгая подле матери, ласкаясь к ней, лепетали ту же просьбу своими звонкими детскими голосенками.

      – Отпусти, мамушка! Глянь-ка, как солнышко светит да печет. Больно жарко у нас в садочке, а в роще-то над рекой страсть как хорошо! Настя хороводы с девушками водить станет; венки нам из цветиков совьют… И тебе с бабушкой да тетушке княгинюшке Черкасской привезем цветочков!

      Впрочем, просила из детей только одна Таня. Пятилетний Миша больше ластился к матери, зарываясь головенкой в шелковые складки ее праздничной телогреи, и то и дело обнимал мать своими крошечными ручонками.

      Тревожно глянув на старую боярыню Шестову, Ксения Ивановна проговорила, не выпуская из объятий своего сынишку.

      – Уж и не знаю, что делать, матушка, не случилось бы с детками лиха какого!

      – Какому же лиху случиться! – горячо запротестовала Настя, красивое личико которой так и искрилось молодым веселым задором. – Говорю, вели с нами вершников отрядить да дворецкому накажи ехать. Ей же ей, ничуть не страшно, сестрица!

      – Да тебе что страшного, затейница! – сурово заворчала на молодую девушку строгая боярыня Шестова, недолюбливавшая молоденькую боярышню. – Тебе-то какое лихо! Ишь, под небеса выросла, а разума не набралась… Все бы тебе резвиться да с детьми прыгать, да бегать… Замуж тебе пора. Вон Иринья Никитична за Ивана Ивановича Годунова[3] как вышла, небось словно в раю живет… Надо бы Феодора

3

Борис Годунов женил одного из своих племянников на Ирине Никитичне Романовой.