И охотник вернулся с холмов. Мария Пастернак

не весело, – согласился я.

      – А что отец? Знаешь, мне сейчас стало казаться… Я раньше никогда об этом не думал. Но ведь он так и не женился снова.

      – Хм. Не женился. Но у него всегда было полно девушек. Да ты же знаешь. Уилма – помнишь, когда ты к нам приезжал три года назад, она жила у нас. И Дорин.

      – Я помню Уилму, – кивнул он. – Я всегда думал, она у вас работала.

      – Нет.

      – Ни фига себе!

      – Сейчас у него новая подружка, – сказал я. – Она итальянка.

      – Ни фига себе!

      – Лукас. – Я покачал головой. – Ты же взрослый малый уже. Ты считаешь, отец должен был стать монахом?

      – Нет, не считаю. Просто я думал: «Вот как, бедный Дуг. Он так и не женился».

      – А он оказался не такой уж и бедный, – хмыкнул я. – По-моему, ты должен радоваться.

      – Наверное, я радуюсь. – Он пожал плечами. – Почему у тебя все руки в таких страшных синяках?

      – После спарринга.

      Я посмотрел на свои руки. Рукава свитера были закатаны, и действительно на руках полно черно-синих продолговатых синяков. Надо больше работать над техникой защиты.

      – Жесть, – поежился Лукас. – В боксе такого не бывает.

      – То-то ты месяц назад разгуливал с фингалом под глазом.

      Он засопел носом.

      – Это было другое.

      Внизу хлопнула дверь, из прихожей послышались голоса и смех.

      – Мама с Майклом вернулись! – обрадовался Лукас. Вскочил, вылетел за дверь и забыл закрыть ее за собой.

      Я слышал, как он прыгает по лестнице – пролет в один прыжок. Что-то мне даже стало завидно. Я подумал – как давно ни к кому я не бежал навстречу так восторженно. Отец и дед всегда видели во мне взрослого, и я старался с ними быть равным. При встрече я удостаивался рукопожатия. Когда был ребенком – иногда поцелуя в лоб. Это Джоан бежала ко мне, когда приезжала в Эдинбург специально, чтобы встретиться со мной. Я шел рядом с отцом, даже не держась за его руку. Я был большой парень – шесть лет. А она, завидев нас, издалека бежала навстречу. У нее был уже довольно большой живот – Оливия должна была родиться в ближайшие недели. Джоан кивала отцу, садилась на корточки, брала меня за руки, целовала в щеку. Я испытывал резкое чувство неудобства в этот момент, но стеснялся сказать ей об этом. Мне не хотелось ее обижать, но, если честно, внутри я просто каменел.

      «Мы привыкли воспринимать средневековый город как некое пространство, обнесенное высокими каменными стенами со сторожевыми башнями и крепкими воротами. Однако стена, отделявшая город от села, даже в XIV веке нередко представляла собой самую обыкновенную ограду: частокол, камни или бревна, обмазанные глиной. В случае опасности или разрушения горожане латали и укрепляли ее. Но даже такая стена оставалась знаком разделения, как вещественным, физическим, так и метафорическим и социальным, отделяя пределы города от пределов сельских; права и привилегии обитателей мира внутри замкнутого круга – от мира за его пределами, мира, который не мог рассчитывать на покровительство городских стен».

      За окном снова шел дождь, ветер срывал