Все дьяволы здесь. Луиза Пенни

гиганта.

      В конечном счете это пробудило в нем симпатию к ней.

      Анни в тот день, по принципу quid pro quo[12], надушилась «Брютом». Ее коллеги-мужчины до этого дня относились к ней приветливо, но сдержанно. Ждали, когда avocate из Квебека покажет себя. Но в тот день они вроде бы успокоились. Даже стали относиться к ней с бóльшим уважением. Она и ее аромат были приняты в коллектив.

      Как и ее отец, Анни Гамаш не стала поворачиваться спиной к своей удаче. Она продолжала использовать этот одеколон вплоть до того дня, когда ушла в декретный отпуск.

      Жан Ги, со своей стороны, больше не пользовался ее туалетной водой, хотя и предпочитал этот теплый запах своему «Брюту». Туалетная вода пахла Анни, и это всегда успокаивало его и радовало.

      Северин Арбур стояла в дверях с приятной улыбкой на лице, в которой присутствовали нотка неопределенного негодования и намек на самодовольство.

      Неужели она выжидала, искала благоприятной возможности, чтобы нанести ему удар ножом в спину? Бовуар предполагал, что так оно и есть. Но еще он знал, что в сравнении с брутальными нравами, царившими в Квебекской полиции, отношения внутри этой многонациональной корпорации были просто образцом толерантности.

      По крайней мере, нож, который вонзится ему в спину, будет фигуральным.

      Бовуар надеялся, что со временем мадам Арбур примирится с ним как с главой отдела. Но все, что происходило в эти почти пять месяцев его работы в Париже, вело лишь к усилению взаимных подозрений.

      Он подозревал, что она копает под него.

      Она подозревала, что он некомпетентен.

      Какая-то часть Жана Ги Бовуара признавала, что, возможно, они оба правы.

      Мадам Арбур села на стул напротив него и уставила на него терпеливый взгляд.

      Бовуар знал: она делает это, чтобы досадить ему. Но у нее ничего не получится. В этот день ничто не может его расстроить.

      Его второй ребенок вот-вот должен был появиться на свет.

      Анни пребывала в добром здравии, как и их маленький первенец Оноре.

      У Жана Ги была работа, которая нравилась ему, пусть даже он пока не разобрался в ней до конца.

      Они жили в Париже. В Париже, только представьте себе!

      Если честно, для него все еще оставалось загадкой, как сопливый мальчишка, игравший на улицах монреальского Ист-Энда в хоккей с мячом, проделал путь до администратора в Париже.

      Приподнятому настроению Бовуара способствовало и то, что была пятница, конец рабочей недели. Из Монреаля прилетели Арман и Рейн-Мари Гамаш, и сегодня у них будет большой семейный ужин в их любимом бистро.

      – Oui? – сказал он.

      – Вы хотели меня видеть? – спросила мадам Арбур.

      – Нет. С чего вы это взяли, Северин?

      Она кивнула в сторону его ноутбука:

      – Я отправила вам документ. О проекте постройки фуникулера в Люксембурге.

      – Да. Я как раз его читаю.

      Он не стал говорить, что уже дважды перечитал проект, но до сих пор не понял, что это такое. Кроме того, что речь идет о подъемнике для доставки людей на вершину

12

Здесь: баш на баш (лат.).