Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие. Лариса Тимофеева

восхищён твоим самообладанием.

      – Я сама собою восхищена, сынок, – согласилась я, а сама подумала: «Переболела, видать, шесть месяцев назад. Хотелось бы надеяться, что и рецидив не случится!» – Деду я сегодня сама всё скажу.

      Я представила возможную реакцию Андрэ: «И смягчить новость нечем, возмутится, разволнуется, сразу самолёт закажет».

      – Мама, я к тебе часто за помощью обращаться буду.

      – Конечно, сынок, и ко мне, и к деду, и к папе, и к Стефану, и ко всем, кто сможет помочь. Просить помощи не зазорно, и ошибиться не зазорно. Зазорно не признавать свои ошибки. Зазорно оправдываться, зазорно обвинять других в своих ошибках.

      – Братка, прости, – раскаялась Катя, – забудь, что я наговорила. На мою поддержку и помощь тоже можешь рассчитывать.

      – Благодарю, Катя. И за сегодня благодарю, ты, сестрёнка, помогла мне отстоять мамину дверь от посягательства Стефана.

      Он засмеялся, Катя тоже.

      – Вначале я испугалась, что Стефан тебя ударит. Думаю: «Ну всё, дядька Стефан, братка мой тебя сейчас отдохнуть положит, прямо тут в коридоре, под маминой дверью». А ты молодец, сдержался.

      – Ну да, сдержался! Учиться мне ещё надо сдерживать себя! Если бы ты на его руке не повисла, мне потом стыдно было бы перед Стефаном.

      – Ты мог ударить Стефана, сынок?

      – Нет, конечно! Вывел бы из строя и всё. Нехорошо получилось бы, ещё и Даша там была. Так что Кате, мама, я объявляю благодарность от лица главы. И меня, и Стефана от стыда спасла.

      – Ты с папой когда встретишься, спроси, как бы он в этой ситуации поступил.

      Сразу став серьёзным, Максим ответил:

      – Да, мама.

      Я поднялась на ноги.

      – Мама, я ещё не сказал главного – ты потрясающе выглядишь! – Хитро прищурив восхищённые глаза, Максим спросил: – Моя прекрасная мама, ты будешь сегодня танцевать со мной?

      Мои глаза наполнились слезами. Он «не сказал главного»! Господи, он «не сказал главного»! Только Серёжа мог быть настолько галантным, чтобы в условиях разрушающегося мира, выделить в главное комплемент женщине! А теперь это сделал его сын. Мой сын!

      Я прошептала:

      – Конечно, милый! Спасибо!

      – Ой, пойду-ка и я приберу себя. – Пряча глаза, Катя тоже поднялась на ноги – А то, прям, замарашкой себя чувствую на твоём фоне.

      Я протянула к ней руку, всхлипнув, она порывисто прижалась ко мне.

      – Ничего, Котёнок, ничего. Мы справимся.

      – Ты тоже плачешь!

      – Плачу. Больно потому что. И тебе больно, знаю. Детка, что бы ни происходило, знай, папа любит тебя, слышишь? И всегда будет любить!

      – Можно я к тебе сегодня ночевать приду?

      – Конечно, Катюша.

      Катя вышла из комнаты.

      – Сынок, будь с Катей мягче. Ей, с её разделением мира на белое и чёрное, сейчас особенно трудно. Полутона она пока не признаёт.

      Макс качнул головой, соглашаясь, и добавил:

      – У неё вот-вот выставка работ отца Эдварда начнётся. Открытие через две недели, самая горячка сейчас. Работа отвлечёт её.

      – Я тоже на это надеюсь. Макс, я буду в кабинете, позвоню