Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие. Лариса Тимофеева

ценностям, Стефан всегда очень прилично зарабатывал и всё, что зарабатывал, отдавал жене. Даша же деньги складывает. Куда – никто не знает, банкам она не доверяет, равно как и инвестиционным инструментам. Одеваться сама и одевать Анюту норовит, присоединяясь к моим вояжам за обновками, дабы не платить самой, а к праздникам или дням рождения, не церемонясь, делает заказы на туалеты, меха или украшения.

      Недостаток пищи в раннем детстве, когда пьяные родители забывали покормить девочку, обернулся скаредностью в зрелом возрасте.

      – Анюта, замуж ты выходишь за взрослого мужчину. Пусть он сам решит, как будет лучше и для тебя, и для малыша, доверься ему! А твоя мама просто боится отпускать тебя за океан. Ты у неё единственный ребёнок, да, к тому же, чудо какой красивый и умненький ребёнок! – я потрепала её за нежную щёчку.

      – Ой! – вскрикнула она, прикладывая ладошку к животу. – Он пнул меня. Потрогайте, Лидия Ивановна! – Анюта схватила мою руку и прижала к своему животу.

      Я тихонько рассмеялась.

      – Слышите? Ой! Ещё раз!

      – Слышу, Анюта.

      Я отняла у неё свою руку и с тревогой посмотрела на дочь – Катя спускалась по лестнице в вечернем туалете. «Долго же ты плакала, детка! – подумала я. – Я уже хотела идти за тобой!» Вздёрнув головку, Катя пересекала гостиную. Так и шла, ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, пока не достигла меня и Анюты. Подойдя, вежливо улыбнулась и спросила:

      – Здравствуй, Анюта. Как ты себя чувствуешь?

      – Хорошо, Катя. – Растерявшаяся Анюта переводила взгляд с заплаканного лица Кати на моё и обратно. – Катя, у меня малыш шевелится, хочешь послушать? – предложила она.

      Катя вновь вежливо улыбнулась и кивнула, но спустя несколько мгновений её глаза блеснули восторгом, и она прошептала:

      – Мама, он шевелится… ой! Толкается! Это ножкой, да? – Катя наклонилась и обеими ладошками обняла живот Анюты. – Анютка, а тебе не больно?

      Все засмеялись. Кроме Стефана. Сдвинув брови, он с болью в глазах смотрел на Катю.

      Девчонки уселись на диван, тесно прижались друг к другу и стали шептаться. Анюта смеялась, Катя вначале редко, потом всё чаще вторила ей. «Благодарю, Анюта, за доброе и отзывчивое сердечко твоё благодарю!» Я поцеловала одну, потом другую в их душистые макушки и пошла на кухню.

      – Маша, добрый вечер.

      – Не добрый! – отрезала Маша. Согнувшись вдвое, она сердито расталкивала кастрюли по ячейкам посудного ящика.

      – Что так? … Что-то случилось?

      Маша выпрямилась и выдула воздух на лоб.

      – Вначале ты мне скажи! Завтра мой день рождения или не мой?

      – Маша, я не понимаю.

      – Нет, ты мне ответь!

      – Завтра твой день рождения, Маша.

      – Вот! Мой, значит. А если день рождения мой, то и гостей каких хочу, тех и зову! И за столом этого вашего Эдварда я завтра видеть не хочу! Вот так! Или он, или я! – Толкнув ногой ящик, Маша задиристо нацелила в меня подбородок.

      – Что вдруг случилось? Что ты имеешь против Эдварда? Он обидел