Во имя Мати, Дочи и Святой души. Михаил Чулаки

старая свинья!» Но толстуха только ахала слегка и сильнее вжимала в себя Клаву. Приспособилась к тому ж схватить Клаву за уши, и не сдвинуться было, и не передохнуть. Как тут Павлика добром не вспомнить. И папусину порку невинную.

      Язык устал и почти не двигался. Клава отчаялась, что толстуха не кончит никогда.

      – Не могу, устала, – бормотала она, но бормотание ее не выходило из замкнутого пространства.

      Пупочка ритмично дергала ее за уши – всё злее и злее.

      Клаве думала, она так и задохнется в жарких влажных джунглях. Жесткие как проволочки волосы лезли в рот. Ме-ерзко! И страшно. На миг Клаве показалось, Пупочка втянет ее в себя – как удав.

      Спасаясь, Клава закричала – и впилась зубами в какую-то жирную складку.

      – О-ох!. . А-а!. . Клавдия, дорога-га-га, – вдруг зарычала толстуха басом.

      Свинья задергалась, наконец. Зарезать бы и тушу опалить.

      Кончились мучения.

      Вырвалась из п…ды на воздух.

      – Ай, Клавушка, ай страстная Клавуся моя, – ворковала толстуха. – Еще приду… Подарочки тебе… Пленочку свою береги… Ну-ка повернись еще… Розочку покажи… А скажи, Клавуся, ты пенки с молочка любишь?

      – Не люблю, – искренне передернулась Клава. – Пенки – брр!

      – А зря. Я люблю пеночки. У тебя здесь как пеночка на молоке. Самая нежная. Сейчас пеночку слизну. Смотри, береги, чтобы кто с тебя пеночку не снял. Девочка молочная. У меня дочка такая. Нежненькая. Не для того ращу, чтобы мудак с елдаком к ней влез! Ну давай, я тебя одену, куколка моя. Дочку я тоже одеваю. Василису.

      Пупочка надела на Клаву белье, и Клава подумала, что отработала сполна авансом полученный гарнитур. Потом толстуха натянула и свои слоновые штаны.

      И вывела наконец на кухню, где Наташа в одиночестве смотрела телевизор.

      – Хорошая девочка, – сообщила толстуха, не дожидаясь вопросов. – По всей программе оправдала.

      – Ну так прекрасненько, – равнодушно кивнула Наташа.

      – До свиданьица, – толстуха пощекотала Клаву под подбородком. – Жди свою Пупочку.

      И выплыла. Наташа за ней.

      Клава присела к столу. Налила фанту из стоящей бутыли. Хватила залпом, как иногда папусик стакан белой – не для правомерного принятия, а от настроения.

      Полегчало.

      Значит, не важно, что пить – важно залпом.

      Ничего, пережила. Зато Пупочка подарки обещала. Может, уже оставила чего.

      Вернулась Наташа. Веселая.

      – Ну и молодец. Такую осетрину ублажила. Белугу. Талант – везде талант. Под любой клиентурой. Поесть хочешь?

      – Ага.

      – Сейчас. Устала, девочка?

      – Ага, – подтвердила Клава охотно, довольная, что ей сочувствует хозяйка.

      И получила нежданную пощечину.

      – Чтобы слово это забыла, поняла? Устала она! Ты под хороший трамвай попади! Колымский, настоящий! Бригаду бендюжников через себя пропусти, тогда устанешь! Тут у меня ласки-сказки, поняла? Курорт бесплатный! Ну как, силы есть?

      – Есть.

      – Устала?

      – Нисколечки!

      – Вот так чтобы всегда.