Во имя Мати, Дочи и Святой души. Михаил Чулаки

не было, а ветра много. Но май ведь уже, весна, мерзнуть не полагается. Скоро последние двойки растают и утекут – каникулы близко.

      Клава пошла на свет: по своей полутемной Маяковке в сторону Невского. На Невском всегда что-то случается.

      Но и дойти не понадобилось. Прямо напротив роддома к ней почти прижалась бесшумная тачка. Плавная и блестящая – высокий класс.

      Выскочила на панель женщина в коже с перстнями и кулоном.

      – Куда пошла одна, пацанка?! Не знаешь, что нельзя маленьким поздно? Марш-марш сюда быстро!

      Схватила Клаву за руку и вдернула в машину.

      В такую машину и вдернуться приятно.

      Клава с теткой плюхнулись сзади.

      Впереди рядом с водилой – мужик. Только большие плечи видны.

      Тепло и рессоры покачивают. Захотелось задремать.

      – Чего шляешься? Куда шла?

      – Мать за бутылкой послала, – соврала Клава и испугалась: вдруг проверят, что денег при ней нет.

      – Хорошая мать, – вздохнула тетка. – У меня бы ты только за пирожными в магазин бегала.

      И спросила мужика – так, будто и не слышала рядом Клава:

      – Ну что – подберем ее? Годится?

      – А что с нее? В общую кучу если? Для тех, кто эти кильки любит?

      – Кильку сейчас многие любят. Не всем лососину жирную.

      – Если б девочка.

      – А вдруг, – и повернулась к Клаве: – Тебе двенадцать-то есть?

      – Четырнадцать! – обиделась Клава. – Я уже большая. Красные дни ношу.

      – Килька-то – вон! Почти сардинка. Сейчас все длинные, не разберешь, – и снова к Клаве: – Чего мать-то: за мужиками посылает тебя?

      – Нет! Она бы убила!

      – Убила бы? Это хорошо. Ну-ка?

      И опытным движением разом и расстегнула, и спустила ей джинсы.

      – Ну-ка, говорю! Не зажимайся ты!

      Клава покорилась ее пальцам, которые проникли глубже, чем это делал даже Павлик, не говоря о папусе.

      – Точно! Девочка и есть! Натуральная! А говорят, нравов вовсе не осталось.

      Обследование закончилось, но палец задержался. Только он стал по ощущению не медицинский, а совсем другой.

      – Смотри, какую рыбку сняли. Килечку-кольпиночку, – обрадовался мужик. – Девочку Федотик хотел.

      – Позовешь завтра, – почти пропела тетка в коже странным голосом.

      Даже мужик расслышал:

      – Ты чё?

      – Целочка-прицелочка, – пропела тетка. – Мне тоже редко достаются. Не всё Федотику.

      – Тьфу! Вот уж этих штучек не люблю!

      – Только Федотик подождет, – пропела тетка. – На такую рыбку еще и старых осетрин найдется! Без ущерба. А Федотик потом.

      Машина затормозила. Тетка убрала руку, перегнулась через Клаву, распахнула дверь и резко вытолкнула Клаву наружу – как та была, с джинсами, путающимися в ногах.

      Темно и пусто на улице, но Клаве показалось, что ее голизна осветила дома вокруг. И все смотрят сквозь окна.

      Тетка наклонилась, потянула снизу одежки.

      – Фу, какое трико грубое. Гарнитур для бедных.

      И сама всё застегнула на Клаве – как на маленькой.

      3

      Они