Во имя Мати, Дочи и Святой души. Михаил Чулаки

расцветить обязательную фразу.

      – Вот, молодичка, вот умничка.

      Она обливала Клаву шампунем, промывала водой – и ласкала, ласкала непрерывно всеми пальцами, которые словно бы жили отдельной и очень резвой жизнью.

      – Хвасталась, что большая, а совсем девочка. Ты и не чувствуешь здесь ничего? Ну, рассказывай! – снова хлестнула по щеке.

      Клава припомнила честно:

      – Похоже, как когда папуся порол, но не так, – Клава польстила доброй хозяйке.

      – Ах он старый садист! Так он такую круглую попочку порол?

      – Ага, – с удовольствием нажаловалась Клава. – И мамусенька помогала.

      – Вдвоем? А потом?

      – А потом папуся драл ее как следует.

      – А чем же порол твой старый папуся чертов?

      – Ремнем. Но пряжкой не бил, только кожей, – добавила она для справедливости.

      – Ух ты какая: целочка, да не девочка. Ну-ка пошли.

      Она обтерла Клаву старательно, но как-то торопливо.

      – Ну пошли спаиньки. А ты в Спящую красавицу никогда не играла?

      – А как это?

      – Когда ты спишь и ничего не слышишь. А чего-то с тобой делают, делают… – затянула Наташа мечтательно.

      – Не-а.

      – Ну, значит, спи. Выпей вот.

      Наташа принесла в чашке вроде чая.

      Только горького и холодного.

      Клава и так хотела спать. А тут и совсем заснула. На такой кровати, на какой и рядом не лежала никогда.

      И только едва слышала сквозь сон возню Наташи на себе. Далекую и приятную.

      Или кровать такая хорошая?

      4

      Утром Наташа была сердита, но не дралась и даже не ругалась.

      – Ну? Продрыхлась? Надевай вот вместо твоих половых тряпок. В переносном смысле – половых: которыми на кухне полы моют.

      Клава робко надела настоящее шелковое белье. Да и шелка на него ушло меньше чем с носовой платочек – больше кружев.

      – Вот так, теперь что-то. Сейчас есть будем.

      Наташа разгуливала по квартире совсем голая.

      – Ну иди. Где кухня, еще не разглядела? Постой. Ну-ка, сними снова.

      Клава с сожалением сняла обновки, думая, что их у нее отнимают.

      – Не умеешь раздеваться. Надо, ну я не знаю, с оттяжкой. Будто каждым этим кружавчиком подарок делаешь. И одеваться – словно не хочется, да строгая мама заставляет. Давай-ка снова.

      Клава старалась понимать и выполнять приказы, чтобы остаться здесь. Чтобы не прогнала Наташа обратно домой – к папусе с мамусенькой. Да мамусенька и убьет теперь.

      – Ничего. Надо чтобы с тобой Шурачок поработал. Поставил тебе личный стрип. Он педик, так что твой весенний пейзаж ему до лампочки, но на постановки – талант!.. Ладно, жрать пошли. Кушать пора маленькой девочке.

      И поели тоже так, как Клаве не приходилось ни разу. Всё больше лососиной и французскими сырами с прозеленью.

      – Ладно. Дело пора делать, – поднялась Наташа. Сиди здесь, никому не открывай, телефон не снимай. Скоро приду. Да плетку хорошую бы не забыть – не одному твоему