Портрет Дориана Грея. Перевод Алексея Козлова. Оскар Уайльд

который, дай ему волю, рано или поздно уничтожит человечество. В грубом разуме есть что-то абсолютно нечестивое! Грубый разум стоит много ниже благородного ринтеллекта.

      – Что-то я вас не совсем понимаю, вернее… совсем не понимаю! – сказал сэр Томас, багровея и превращаясь на глазах в перезрелый помидор.

      – А я, лорд Генри, целиком на вашей стороне! – тихо улыбаясь, шёлковым фальцетом пропел мистер Эрскин, – Вы для меня – просто открытая книга!

      – Парадоксы все прелестны, но в меру… в меру…! – эхом отозвался баронет.

      – Кто сказал, что это был парадокс? – повернул голову мистер Эрскин. – Я совсем так не думаю! Да будь оно и так, кто усомнится, что путь парадокса – путь истины? Есть такие смельчаки? Чтоб испытать реальность, надо заставить её попрыгать на туго натянутом цирковом канате! Только когда истина становится вольтижёром, у нас есть возможность анализировать и препарировать её.

      – Бог ты мой!, – огорчилась дяди Агата. – Как эти мужчины любят кровавые петушиные бои! Слава богу, я никогда не пойму, о чем это они так яростно болтают! Господа! Будьте проще, и к вам потянутся! А на тебя, Гарри, я держу большой камень за пазухой!. Вот зачем ты вьёшься угрем на сковородке, пытаясь убедить нашего миленького дружка, мистера Дориана Грея предать родной Ист-Энд? Как ты не понимаешь, его услуги нам могли бы быть просто бесценны! Оглянись! Посмотри, как всех очаровывает его игра!

      – Хочу-хочу, чтобы он скорее сыграл лично для меня! – сказал, хохоча, лорд Генри. Незаметно он метнул на другой конец стола быстрый взгляд и получил из глаз Дориана радостный ответ.

      – Но в Вайтчепле столько людского горя и нищеты! – проворковала милосердной голубкой мира леди Агата.

      – Я готов сочувствовать всему на свете, кроме горя людского! – выплюнул лорд Генри, передёрнув плечами. – Избавьте вы уж меня сочувствовать такому! Горе людское слишком неэстетично, слишком уродлдиво, слишком ужасно, слишком угнетающе. В том, как в наши дни появилась мода сочувствовать горю, есть что-то ужасно внутренне нездоровое. Сочувствовать надо гармонии, ярким природным цветам, совершенной красоте, празнику жизни. Чем меньше трагических псалмов о язвах жизни, тем лучше для всех.

      – Всё же Ист-Энд – ужасно головоломная проблема, – осмелился не согласиться сэр Томас, внушительно откинув гриву.

      – Без сомнений! – вторил лорд Генри. – Это проблема для рабов, но мы истошно пытаемся разрешить ее, развлекая рабов баснями и песенками.

      Матёрый политик вперил в него проницательный взор.

      – Взамен этого что вы намерены предложить? – грубо спросил он.

      Лорд Генри расхохотался.

      – В Англии ничего не нужно менять, кроме погоды! – ответил он. – Мне вполне достаточно лёгкого философического созерцания. Но XIX век стал банкротом именно благодаря неумеренному производству сострадания и благотворительности, на которой наживается целый рой записных жуликов. Только